М.Ю. ЛЕРМОНТОВ В РУССКОЙ КРИТИКЕ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ
Изучение личности и творчества Лермонтова началось сразу же, как только русский читатель впервые познакомился с его произведениями, и продолжается по сей день. Биографические и историко-литературные обзоры, текстологические труды, подготовка изданий творческого наследия поэта, в том числе академических, монографии, научные и научно-популярные статьи, учебно-методическая литература о Лермонтове — более чем за 150 лет развития лермонтоведение стало столь же значительной частью русской культуры, что и само творчество поэта. Лермонтов всегда был и остается загадкой —вызовом для всех, кто открывает его книгу, — и осмысление закономерностей лермонтоведения многое дает не только для истории литературоведения, но и шире — истории русской культуры и национального самосознания.
Первые отклики на произведения поэта были эпизодичны и не развернуты. Основой спор вокруг Л. разгорелся после выхода в свет романа «Герой нашего времени» (1840) и «Стихотворений М.Лермонтова» (1841).
Дискуссию открыл редактор журнала «Маяк» С.О. Бурачек, решительно осудивший «Героя нашего времени» как произведение «ложное в основании», в котором «черты духа и сердца человеческого (имеется в виду характер Печорина — И.Щ.) обезображены до нелепости». С ним не согласился, как ни странно, Ф.В. Булгарин, возводя в достоинство как раз правдивое раскрытие «обезображенных» западным воспитанием свойств Печорина. Выходило, что Л. подтвердил своим романом давнюю идею Булгарина о необходимости развития в русской литературе оказененного «нравственно-обличительного» направления.
Еще дальше от понимания истинного смысла лермонтовских творений оказался «модный» в 30-40-е годы О.И. Сенковский, публиковавший в «Библиотеке для чтения» поверхностные отзывы о поэте, прикрытые внешней благожелательностью.
Проблемное осмысление творчества Л. начинается со статей В.Г. Белинского и С.П. Шевырева.
С.П. Шевырев посвятил М. Л. две развернутые статьи: «Герой нашего времени» М. Лермонтова» и «Стихотворения М. Лермонтова» (обе статьи опубликованы в «Москвитянине» — 1841, Ч. 1, № 2, Ч.2, кн. 4).
Отмечая у Л. «талант решительный и разнообразный <…> равно владеющий стихом и прозой», Шевырев, однако, не смог выделить доминанту этого таланта, так как воспринимал его в стадии «протеичности» (способности менять свои формы, приспосабливая их к чужим образцам), находя ее в известном смысле необходимой и даже полезной для начинающего дарования. Собственный путь Л. виделся критику богатым и обнадеживающим, но еще не определившимся в главном. Роман «Герой нашего времени» С.П. Шевырев относил к числу «замечательнейших произведений нашей словесности». Но ошибка Л., по мнению Шевырева, состояла в том, что отрицательные качества Печорина, нарисованные выпукло и ярко, представлены в романе не как пагубное воздействие «ложных» веяний Запада, а как отражение русской жизни. Между тем, Печорин и «печоринство», по мысли критика, не свойственны русской действительности. Закладывались, таким образом, основы для развернутой критики «западнической» морали, что вскоре окажется центральной проблемой в споре славянофилов и западников.
Намного шире и глубже раскрыты значение и смысл творчества Л. в статьях В.Г. Белинского. Он внимательно следил за развитием таланта, объясняя его своеобразие в ряде своих публикаций, начиная с 1838 г. Самыми важными можно считать статью «Герой нашего времени М. Лермонтова» («Отечественные записки» —1840, № 6, 7) и «Стихотворения М. Лермонтова» («Отечественные записки» — 1841, №2).
Своеобразие первой статьи в том, что критик рассматривает эпизоды романа в системе общечеловеческих, философских по своему характеру представлений. Получалось, что Печорин, «эгоист по неволе», не выдумка писателя, не клевета на русскую жизнь, а отражение ее противоречий. Более того, состояние Печорина есть необходимый элемент в развитии всего человеческого общества, в данном случае — русского. «Дух его (героя — И.Щ.) созрел для новых чувств и новых дум … действительность — вот сущность и характер всего этого нового». Действительность трактовалась Белинским как общая сфера жизни, отвечающая требованиям и нормам интеллектуального опыта. В таких объяснениях есть элементы абстрактности, сказавшиеся не без воздействия идеалистической философии Гегеля. Но Белинский был прав, усматривая в поступках Печорина жажду настоящей жизни, полной искренних устремлений к разумным деяниям. По этим признакам Печорин действительно герой своего времени, притом «российского» времени, как, впрочем, и последующих эпох при сходных ситуациях.
Обращаясь к стихотворениям Л., Белинский, в отличие от своих оппонентов (Бурачок, Сенковский, Шевырев), отмечает редкостную силу таланта Л., равную дарованию Пушкина, уже завершившего свой жизненный путь (1837). Однако, отмечая творческое могущество двух гениев, Белинский тут же подчеркивает их принципиальное различие. У Л. нигде нет пушкинского «разгула на пиру жизни; но везде вопросы, которые мрачат душу, леденят сердце». Всюду «жалоба на настоящее поколение», «тоска по жизни».
На первый взгляд, оценки даны вне эстетического ряда. Но Л. как целое и не укладывается в строго эстетические рамки. Он, в трактовке Белинского, поэт «мысли». Его стихи не вмещаются в границы «искусства», даже искусства слова. Они как бы стихия самой жизни. И в этом своем качестве поэзия Л. сосредоточила в себе «тоску» по истинной жизни, которая включает в себя и порыв к высокому, совершенному. Разработка в поэзии таких мотивов — значительный шаг, по убеждению Белинского, в развитии искусства вообще. В нашей поэзии одним из первых осуществляет такой шаг Лермонтов посредством, как подчеркивает критик, «рефлексии», «жалобы на жизнь», раздумий о ценностях бытия, его противоречивости.
Белинский особо останавливается на характере этих раздумий, связывая их с наличием в поэзии Л. «внутреннего», как он говорил, «лермонтовского» субъективного элемента, когда личная боль от утраты разумных («божественных») начал в жизни обретает в произведениях поэта силу громадного общественного протеста, направленного на очищение человека от порочности. Главным образом — в нравственной сфере. Включение такого рода «субъективности» в разряд высших творческих достижений существенно поднимало качественную планку искусства по всем его жанровым и тематическим линиям.
В анализе уникальных свойств лермонтовского дара Белинский вносит новые и важные уточнения в понятие о народности как основного критерия при определении достоинств литературного произведения.
Оказывается, что Л. — истинно народный поэт по духу своего творчества, а не только по материалу, предмету изображения, относящемуся к народной жизни. Однако народность Л. в полной мере, по Белинскому, может быть осознана лишь в будущем, когда сам народ и общество поднимутся в своем развитии и осознают себя субстанционально, т.е. в реальной своей жизнедеятельности. Выходило, что Лермонтов — как бы маяк, благодатная, хотя и отдаленная пока что, точка национального развития. Ее предстоит достигнуть посредством образования и воспитания своей идентичности.
После гибели Л. еще долго (1840–1850-е гг.) не ослабевает интерес к его творчеству как вполне современному (статьи В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.В. Гоголя, Е.Ф. Розена, А.Д. Галахова, В.Н. Майкова, В.С. Бранта, А.В. Дружинина, А.А. Григорьева, Н.Г. Чернышевского и др.). В то же время наметились поиски историко-литературного значения произведений великого поэта. Обозначились две линии в определении места и роли его творчества в литературном процессе конца 1830-х — 1860-х годов: социально-этическое (А.А. Григорьев, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов) и психолого-эстетическое (Н.В. Гоголь, А.В. Дружинин).
Чернышевский и его последователи (Добролюбов) рассматривали Л. по преимуществу как поэта мысли, который с этой стороны, по их мнению, превосходил даже Пушкина. Важным моментом в творческом развитии Л. демократы (Добролюбов) считали его движение к народу, а также патриотизм без признаков казенщины и слащавого пиетизма. Не столько в противоречии, сколько в дополнение к этим оценкам можно рассматривать усиленные акценты А.В. Дружинина на мировой значимости Л. как поэта «силы и грусти», грусти, возникающей при анализе современной ему действительности. Тема общественной грусти как главной линии в творчестве Л. обстоятельно будет освещена впоследствии В.О. Ключевским в статье под названием «Грусть» (1891).
Заметно отличаются от этих суждений характеристики А.И. Герцена. Благожелательные по тону и верные в общем определении лермонтовского пафоса (страстность, раздумья о жизни, последовательное отрицание человеческой порочности) анализы Герцена преувеличенно, однако, раскрывали связь Л. с революционной борьбой, на путях которой он «не шел, гордо неся голову палачу (самодержавию — И.Щ.), как Пестель или Рылеев», а «метнулся в сторону (т.е. ушел в себя — И.Щ.) и погиб ни за что». В советскую эпоху эти суждения были сублимированы в сторону усиления и расширения политического противостояния поэта всему существующему дворянскому обществу, что нельзя признать продуктивным ввиду односторонности акцентов.
Примерно к концу 1870-х годов завершается период, когда анализ и оценки творчества Л. осуществлялись преимущественно литературными критиками. К изучению творчества поэта приступают историки литературы, философы и публицисты. Уже в 1873 г. была напечатана биография Л. А.Н. Пыпиным. Затем в 1891 г. на основе многочисленных мемуарных материалов, в том числе собранных В.Х. Хохряковым, появилась объемная биография поэта, составленная П.А. Висковатовым. По обилию привлечения материала и живости изложения эта работа может быть отнесена к выдающимся трудам литературно-биографического жанра дореволюционной поры. Имеющиеся неточности в освещении некоторых событий из жизни поэта, а также неполнота в анализе его произведении, во многом объясняется общим уровнем литературоведческой науки в годы Висковатова. Сказалось также и своеобразие общего замысла предпринятого труда. Опираясь на методологию культурно-исторической школы, Висковатов стремился раскрыть творчество поэта преимущественно через факты его личной жизни в их соотнесенности с общественной средой. Ввиду этого обилие биографического материала несколько заслоняет возможности собственно литературоведческого разбора, призванного подтвердить гениальность поэта. В нужной степени это не удалось осуществить талантливому исследователю, хотя его работа и теперь привлекает внимание яркостью языка, подробным рассмотрением многих важных фактов творческой биографии поэта.
В последнюю треть ХIХ в. произведения и сама личность поэта оказались в центре внимания видных религиозных философов и публицистов, таких, как В.С. Соловьев, Д.С. Мережковский, несколько позже — В.В. Розанова. С появлением работ этих авторов резко обозначилось качественное проникновение в глубинные свойства лермонтовского феномена.
Так, признавая в Л. очевидную «силу гения», способность «схватывать запредельную сторону жизни», В. Соловьев отрицательно отнесся к общей направленности лермонтовского таланта, сосредоточенности его творческой мысли поэта «на себе, на своем я». Это, как полагает Соловьев, привело поэта к «присвоению себе заранее какого-то сверхчеловеческого значения». А затем — и к эстетизации «зла», отрицания как главного средства борьбы с теми, «кто счастлив и в пыли». Лермонтов, по убеждению Соловьева, не исполнил своей миссии гениального поэта до конца, поскольку его одолевал «демон гордости». Ему не хватало христианского смирения, раскрытия положительных констант жизни…
С Соловьевым не соглашался Мережковский, выдвигая на первый план «несмиренность, несмиримость» Л., то есть мотивы протеста против человеческой порочности. Мережковский предлагал рассматривать эти качества поэта как очевидные признаки «сверхчеловека», к тому же — в русле религиозного народничества, которое грядет в будущем. Этим определяется особый путь Л.: «оттуда — сюда», т.е. от неба (обители подлинного совершенства) — к земле (средоточию несовершенства и «греха»), а не «отсюда – туда», т.е. не от земли к небу, как это было у Пушкина.
Различия в направлении творчества сказались, по Мережковскому, и на различиях в колорите поэзии. Пушкин — «дневное», а Лермонтов — «ночное» светило. Все это означало, что Л. приходилось в большей степени сражаться с темными человеческими страстями.
При всей условности посылок в доводах Мережковского заключался важный смысл: Л. — действительно вестник новых человеческих отношений, в которых не будет злобы и коварства, пассивности и самодовольства. Примерно через пятьдесят лет эта концепция Мережковского в трактовке основной сути лермонтовского творчества будет развернута, наполнившись новыми мистико-гипотетическими красками в книге Д. Андреева «Роза мира» (1959).
Несколько эксцентрично, но всегда ярко и содержательно, хотя не без противоречий, характеризовал Л. в своих статьях и откликах В.В. Розанов (книги «Уединение», 1912; «Опавшие листья», 1913,1915 и др.).
В отличие от В. Соловьева, Розанов выдвигает в качестве доминанты лермонтовского творчества не «гордыню» и не «жажду мести», а культ «эротической страсти». Он характеризует ее как проявление активного начала, как «струю «весеннего» пророчества», т.е. предощущения света и конечной победы добра над злом. Путь Л. — «из земных стихий к небу» остался, по Розанову, незавершенным. Отсюда «час смерти Л. — сиротство России», поскольку его движение к Богу, к добру и милосердию заключало в себе динамику едва ли не всего народа, нации, и он «дал бы канон любви и мудрости», если бы не столь ранняя гибель. В философском плане это наиболее значимая характеристика Л., данная в работах исследователей и критиков дореволюционной поры.
Творчество Л. и личность его программно привлекали внимание символистов, искавших опору своим эстетическим установкам в значимых величинах прошлого.
С большей наглядностью это проявилось у А.А. Блока, который считал Л. своим «духовным отцом» и видел в его творчестве многие истоки современной ему литературы: «тревогу духа», порыв к «идеалу», напряженный поиск истины.
К столетию со дня рождения поэта были опубликованы многочисленные статьи и материалы, которые существенно расширяли представление о жизни и творчестве Л. В первую очередь следует упомянуть обширную монографию Л.П. Семенова «Лермонтов и Лев Толстой» (1914), очерк Д.Н. Овсянико-Куликовского «М.Ю. Лермонтов». Завершено было издание Собрания сочинений Л. в 5-ти томах под редакцией Д.И. Абрамовича, в котором представлен свод библиографических работ. Несколько позже (1915 г.) появился шестой том Иллюстрированного полного собрания сочинений под редакцией В.В. Каллаша, в котором были опубликованы воспоминания о Л. А.П. Шан-Гирея, Е.А. Хвостовой-Сушковой, П.Ф. Вистенгофа, Е.П. Ростопчиной, а также статьи о Л. Н.В. Гоголя, А.А. Григорьева, В.О. Ключевского, Н.К. Михайловского, А.Н. Веселовского («Этюды о байронизме») и др. Дореволюционный период в изучении творчества Л. завершатся выпуском юбилейного сборника «Венок Лермонтову»(1914). В этом сборнике привлекают внимание статьи, в которых раскрываются особенности лермонтовского мировидения (П.Н. Сакулин, И.М. Соловьев), а также даются характеристики взаимосвязей лермонтовского творчества (статья И.Н. Розанова) и западноевропейской литературы (Руссо, Байрон).
Новый период в изучении жизни и творчества Л. начинается с установления советской власти (1917 г.) и утверждения марксистской методологии во всех сферах научного знания. Этот период отмечен рядом существенных достижений, в первую очередь в изучении биографии поэта, в выявлении особенностей его поэтики, связей его произведений с предшествующей литературой, их влияния на последующий литературный процесс. Раскрыта была и мировая значимость творчества поэта.
Вместе с тем, необходимо отметить и ряд существенных недостатков. Последние сказались в излишней социологизации основных мотивов в произведениях Л., в отождествлении его творческой страсти с революционным пафосом новейших поколений (В.А. Архипов), в усиленном подчеркивании богоборческих мотивов при рассмотрении духовных глубин в произведениях гения как конструктивной основы его творческой мощи с атеистических позиций. При всем том, сам факт постоянного внимания к наследию великого поэта, многообразные формы пропаганды его уникального творчества, выпуск большими тиражами произведений поэта, равно как и организация многонаправленного изучения его творчества (научные конференции, выпуск тематических сборников и т.д.) — все это следует отнести к уникальному опыту отечественной культуры. Он не подлежит умалению, хотя и нуждается в соответствующих поправках, комментариях и, конечно же, в обогащении.
Именно в годы развития советского лермонтоведения был существенно расширен круг биографических сведений о поэте (П.Е. Щеголев, В.А. Мануйлов, Н.Л. Бродский, Т.А. Иванова, П.А. Вырыпаев, И.А. Андроников, С.А. Андреев-Кривич и др.). Значительным вкладом в изучение творчества Л. следует считать многочисленные работы, появившиеся в годы советской власти, об особенностях его поэтики (Б.М. Эйхенбаум, Д.Е. Максимов, Б.В. Томашевский, Л.Я. Гинзбург, С.Н. Дурылин, В.В. Виноградов, В.Э. Вацуро, С.В. Ломинадзе), о соотношении в его творчестве романтических и реалистических начал (К.Н. Григорьян, В.И. Коровин В.Н. Турбин, И.Е Усок), о жанровой специфике его лирических и прозаических произведений (В.Ф. Асмус, У.Р. Фохт, Л.В. Пумпянский и др.).
Ценной стороной лермонтоведения советского периода следует считать широкую разработку вопроса о взаимосвязях произведений Л. с лучшими образцами западноевропейской литературы (С.А. Федоров), о воздействии творчества Л. на развитие литератур национальных республик, входивших в состав СССР (работы Ф.Я. Приймы, И.Я. Заславского о взаимодействии русской и украинской литературы, С.Г. Исакова о рецепции творчества Л. в Эстонии и др.).
Накопленный опыт в изучении творчества Л. в период до 80-х годов ХХ столетия составил основу для издания под редакцией В.А. Мануйлова «Лермонтовской энциклопедии» (Москва, 1981).
При некоторых недостатках, объясняемых общим уровнем лермонтоведения тех лет (неточность в освещении отдельных фактов, преобладание характеристик социально-политического противоборства Л. над раскрытием его духовного подвижничества и др.) этот труд и на сегодняшний день остается наиболее полным сводом сведений о жизни и творчестве Л.
Развитию лермонтоведения в советские годы весьма способствовали многочисленные Всесоюзные и всероссийские научные конференции, посвященные Л. Они проходили в Москве, Ленинграде, Пензе, в Пятигорске. Только в Пензе, на базе педагогического института им. В.Г. Белинского было проведено 12 таких конференций, они проходили также в Музее-заповеднике «Тарханы» (с. Лермонтово Пензенской области) и в других памятных местах, связанных с жизнью и творчеством поэта (Ставрополь, Тамань). Как правило, конференции завершались выпуском научных сборников, работ, освещавших различные стороны жизни и творчества великого поэта: «Лермонтовский сборник», Л., 1985; семь «Лермонтовских выпусков», опубликованных в Пензе, «Тарханские вестники» и др.
К достижениям лермонтоведения советских лет следует отнести создание библиографических указателей, семинариев по творчеству Л., летописей о его жизни и творчестве. Не утратил своей практической ценности, к примеру, семинарий, составленный в 1960 г. В.А. Мануйловым, М.И. Гиллельсоном, В.Э. Вацуро. Из библиографических указателей наиболее полными являются указатели, составленные О.В. Миллер в четырех томах, включающие в себя литературу о Л. за период с 1825 по 2008 гг.
И в целом к заслугам советского лермонтоведения надо отнести широкое освещение бытовых и общественных условий, в которых создавались произведения Л., внимание к их поэтике, раскрытие места и роли в отечественном литературном процессе и за рубежом. Большая работа была осуществлена по разыскиванию и публикации новых материалов о жизни и творчестве поэта (Бродский, Андроников, Герштейн). Дважды публиковались отдельной книгой воспоминания о поэте его современников.
С 1991 г. в связи с политическими переменами в стране начинается новая полоса в изучении творчества Л. Корректировке подвергается прежде всего сама методология в оценках творческой деятельности Л., господствовавшая в советский период. На первый план выдвигается не социально-политическое противоборство Л., не его борьба с самодержавием, крепостным правом и дворянством «не с небом гордая вражда» (во многом надуманная), а поиск путей духовно-нравственного обновления (мон. Лазарь (Афанасьев), В.Ю. Кумыш, В.Н. Аношкина, И.А. Киселева, Г.В. Косяков, Г.В. Москвин, С.В. Савинков, А.А. и П.А. Гагаевы, Л.А. Ходанен, И.П. Щеблыкин и др.). Освещаются новые факты в жизни и творческой деятельности Л. (Дм. Ан. Алексеев, Н.А. Резник и др.), устанавливается органическая связь Л. с православным мировидением, проявившаяся во всех жанрах творчества поэта (сборник «Лермонтов и Православие», статьи Г.Б. Буяновой, О.П. Евчук, И.А. Киселевой, А.В. Моторина и др.).
Более наглядно освещаются в эти годы проблемы поэтики (А.И. Журавлева, Г.В. Москвин, И.С. Юхнова), особенности психологического анализа (Г.Т. Уразаева), жанровое своеобразие лирики Л. (С.И. Ермоленко). В 2002 г. в Санкт-Петербурге выходит из печати обширная антология, в которой особенности личности и творчества Л. представлены в оценках русских мыслителей, начиная от Белинского и Шевырева и заканчивая современными авторами.
Стимулирующие функции в пропаганде и изучении наследия поэта осуществляет «Лермонтовское общество», восстановленное в 2003 г. на базе Пензенской библиотеки имени М.Ю. Лермонтова и кафедры русской литературы Пензенского государственного педагогического университета Пензенского государственного педагогического университета ПГПУ имени В.Г. Белинского. Параллельно с Межрегиональным «Лермонтовским обществом» успешно осуществляет свою работу автономная творческая группа на базе Петербургской централизованной системы имени М.Ю. Лермонтова.
Творческое наследие Л. живет в поколениях и сегодня, выполняя важную миссию по консолидации патриотических сил России, развитию ее интеллектуального и духовно-нравственного потенциала.
. И.П.Щеблыкин