«РОТРУ (ROTROU) Жан де » (1609 – 1650),
p.французский драматург
Родился в знатной семье в Дре (старинном городке к западу от Парижа). Его приблизил к себе кардинал Ришелье, сделав одним из пяти своих литературных секретарей. Но когда на основе литературных собраний у В. Конрара кардинал учредил Французскую Академию (избрание в 1634 г., жалованная грамота Ришелье от 29 января 1635 г.), войти в ее состав Р. не пригласили. К этому времени он уже стал в литературе не менее заметным лицом, чем первые академики, которые или ничем не прославились в словесности (как занявший кресло № 1 П. Сегье, к тому времени министр и хранитель печати, а в конце 1635 г. — канцлер Франции), или получили известность, уже пребывая в академических креслах (как Ж. Демаре, позже неудачно сотрудничавший с Ришелье в создании трагедии «Мирам», Ж. Шаплен тогда еще лишь автор «Оды к Ришелье» и немногих других произведений, К. Вожла, со временем ставший строгим законодателем для классицистов, и др.). Этот факт позволяет предположить возникшие у Р. осложнения в отношениях с властью.
Как писатель Р. первоначально находился под большим влиянием испанских образцов, писал пьесы в жанре трагикомедии (с таким подзаголовком у него 17 дошедших произведений). В духе характерного для испанского театра культа интриги он создавал пьесы с запутанным сюжетом, контрастами, эмоциональными взрывами, другими средствами сценичности — «Ипохондрик, или Влюбленный мертвец» (1631), «Диана» (1635), «Невинная неверность» (1637), «Две девственницы» (1639), «Преследуемая Лаура» (1639) и др., которые исследователи на основании стилистических особенностей нередко относят к литературе барокко. Все они шли в главном театре страны — Бургундском отеле, будущей цитадели классицизма. Он еще писал подобные пьесы, но одновременно начал работать уже совсем в другой манере. После премьеры «Сида» П. Корнеля (1636) Р. сменил ориентиры; характерно, что его не привлекли к критике этой первой великой трагедии классицизма, но он, очевидно, следил за этой критикой и начал писать пьесы в соответствии со сформулированным в ее ходе сводом классицистических правил драматургического творчества. Р. обращается к античным сюжетам, соблюдает правило трех единств, его образцами становятся трагедии Софокла, Еврипида и особенно Сенеки, он создает трагедии «Умирающий Геракл» (1636), «Антигона» (1639), «Велизарий» (1644), а следование Плавту приводит и к появлению в его творчестве комедий «Двое Созиев» (1638), «Пленники» (1640) и др. Впрочем, подчинение требованиям Академии не открыло перед Р. ее двери, хотя еще никем не занятое и пустовавшее кресло № 40 было отдано только в 1639 г. юристу Д. де Приезаку (всего лишь за трактат на латыни в пользу Ришелье). В том же 1639 г. Р. вернулся в родной город Дре, где получил должность судьи и целиком ушел в эту работу. Очевидно, невнимание к его произведениям (а он написал до полусотни пьес, из которых дошло 35 ) привело Р. к творческому кризису, преодоленному в три последних года жизни, когда появились самые яркие его трагедии — «Истинный святой Генезий» (1648) о древнеримском актере, идущем на мученическую смерть ради христианской веры, «Хосров» (1649), где борьба за престол в Персии вынуждает сына желать смерти отца.
Вершиной творчества Р. стала трагедия «Венцеслав» («Venceslas», пост. 1647, опубл. 1648). В ее основе лежит сюжет незадолго до того появившейся испанской драмы Ф. Рохаса Соррильи «Нельзя быть и отцом и королем» (1640), обнаруживается и влияние «Сида» П. Корнеля. Действие происходит в Польше. Принц Владислав (Ladislas) в пылу скрываемой любовной страсти в темноте по ошибке убивает собственного младшего брата Александра во время его тайного свидания со своей невестой (тоже тайной) Кассандрой, но не из ревности к брату, а потому, что принял его за ненавистного герцога Курляндского. Кассандра требует от короля казнить Владислава во имя справедливости. Но когда король назначает казнь, восставший народ, верящий в непреднамеренность убийства, сносит эшафот, и король отрекается от престола в пользу Владислава: «Владислав, будь королем, а я буду отцом».
Р. умер рано, став жертвой эпидемии тифа, охватившей его город, который он отказался покинуть, показывая жителям пример мужества.
Р., оказавший влияние и на Мольера, и на Расина, постепенно был забыт (цитата из «Венцеслава» в романе Стендаля «Красное и черное» — скорее исключение из правила; в конце ХХ в. Ж.-Л. Годар привел именно Р. как пример «скверных классиков», которых уже не читают).
Напротив, в России 1820-х годов это имя сделалось весьма значимым прежде всего благодаря появлению перевода «Венцеслава», выполненного 5-стопным ямбом А.А. Жандром, другом и соратником А.С. Грибоедова. Этот перевод высоко оценил А.С. Пушкин, который писал П.А. Катенину в сентябре 1825 г.: «Как ты находишь первый акт “Венцеслава”? По мне чудно-хорошо. Старика Rotrou, признаюсь, я не читал, по-гишпански не знаю, а от Жандра в восхищении; кончена ли вся трагедия?» [6: 180]. Он прочел 1-й акт в «Русской Талии на 1825 год», изданной Ф.В. Булгариным. Весь перевод не был разрешен цензурой ни для печати, ни для постановки на сцене. Спустя пять лет Жандр смог опубликовать еще отрывки из 3-его действия (в «Радуге на 1830 год»). Полный текст перевода пропал, известно только, что в нем было не 5, а 4 действия, некоторые идейные акценты были изменены по сравнению с подлинником Р.
Далее история перевода «Венцеслава» становится одной из ключевых точек литературной биографии Л. В день смерти Пушкина, 29 января 1837 г. (а по некоторым предположениям, даже накануне), Л. начинает писать одно из центральных стихотворений всей русской литературы — «Смерть поэта». Через несколько дней он добавляет финальные 16 строк. Стихотворение расходится в списках, в некоторых из них (но не в сохранившихся черновике и начальной беловой рукописи Л.) есть эпиграф:
bq(..Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример. [II; 330]
p.Этот эпиграф поставил перед исследователями ряд трудноразрешимых вопросов. Первое издание «Смерти поэта» было осуществлено в «Полярной звезде на 1856 год» (Лондон, 1858. — Кн. 2. — С. 33–35). Но за несколько лет до этого А.И. Герцен в статье «О развитии революционных идей в России» (1850, опубл. 1851) упоминает эпиграф как часть стихотворения, считая его «единственной непоследовательностью» [2; 224]. В русских изданиях (начиная с первого издания полного текста в 1860 г. и до 1889 г.) эпиграф не печатался. После издания П.А. Висковатовым сочинений Л. 1889 г., где эпиграф был восстановлен, он печатался в составе стихотворения до 1917 г. В советских изданиях до 1950 г. эпиграф сохранялся в тексте, с 1950 г. — как правило, в примечаниях [4]. В 1970 г. появилась статья Т.А. Ивановой, связывавшая эпиграф с трагедиями Р. «Венцеслав» и «Антигона» [3]. В итоговой для большого этапа развития лермонтоведения «ЛЭ» [5] авторитетная исследовательница связей творчества Л. с французской литературой Л.И. Вольперт на основании уже имеющихся разысканий отметила: «Лермонтов использовал для эпиграфа к стих. “Смерть поэта” строки из 4-го действия “Венцеслава” (в пер. Жандра), где героиня взывает к королю о возмездии убийце за смерть возлюбленного (“Отмщенья, государь, отмщенья!..”)» [1]; но в своем фундаментальном труде «Лермонтов и литература Франции» она избежала всякого упоминания о проблеме эпиграфа (имя Р. встречается в работе 1 раз в общем перечне [1; 37]). В этом умолчании есть признание проблемы еще не решенной.
При исследовании эпиграфа из Р. в стихотворении «Смерть поэта» нужно учесть ряд фактов. Хотя эпиграфа нет в автографах, он присутствует в списке, представленном Николаю I и А.Х. Бенкендорфу; именно этот вариант был предложен для объяснений и Л., и обвинявшемуся в распространении списков С.А. Раевскому, вызвал требование царя проверить Л. на вменяемость, дальнейшую ссылку поэта на Кавказ, а Раевского — в Олонецкую губернию; в объяснениях допрашиваемых, в их письмах эпиграф не обсуждается (т.е. не отделяется от стихотворения). Другой вопрос: эпиграф никак не отнесен к Р., «Венцеславу», переводу Жандра, это было сделано позже исследователями. Неясно, откуда мог знать Л. перевод Жандра, который был запрещен к публикации и представлению в театре, можно ли утверждать, что фрагмент относится к 4-му действию перевода, если перевод не сохранился? Между тем, Жандр дожил в Петербурге до 1873 г., и вопросы о строках его перевода в самом известном русском стихотворении могли бы быть прояснены, но этого не было сделано.
Некоторая определенность (или новая версия) появилась в 1993 г., когда писатель и искусствовед С.Б. Ласкин (1930–2005) опубликовал документальную повесть «Вокруг дуэли» [4], где гл. 5 посвящена стихотворению Л. «Смерть поэта». Хотя в повести (или развернутом эссе), в соответствии с особенностями жанра, нет ссылок на источники, выдвинутая гипотеза изложена очень подробно и представляется вполне обоснованной.
Суть ее в том, что приведенный эпиграф потому и не подписан, что он взят не из перевода Жандра (в котором, как выясняется, мотив мести отсутствовал), а сочинен самим Л. по мотивам трагедии Р.
Ласкин приводит подстрочный перевод соответствующего места из трагедии Р. «Венцеслав»: «КАССАНДРА (рыдая у ног короля): Великий король, августейший покровитель невинности, справедливо награждающий и наказывающий, образец чистой справедливости и правосудия, коим восхищается народ ныне и в потомстве, государь и в то же время отец, отомстите за меня, отомстите за себя, к жалости своей прибавьте свой гнев, оставьте в памяти потомства знак неумолимого судьи» [4]. Исследователь дальше рассуждает так: «Эпиграф — это совершенно новый, жесткий, освобожденный от комплиментарности текст, полностью соответствующий следующим пятидесяти шести строкам первой части стихотворения. Даже лермонтовское “паду к ногам твоим” воспринимается не как выражение смирения, а как факт великого горя и боли. Принципиальные разночтения оригинала и эпиграфа заставляют предположить, что строки эпиграфа были написаны самим Лермонтовым, приближены им к нужному смыслу» (курсив
автора повести — Вл. Л.) [4]. Этот вывод коррелирует с общим наблюдением, которое можно сделать, сравнивая немногочисленные случаи обращения Л. к переводам: в полном смысле слова переводами не являются ни «Горные вершины» из И.В. Гете, ни «Сосна» из Г. Гейне, ни «Листок» из А.В. Арно. Это самостоятельные произведения Л., его шедевры, к которым с определенными основаниями можно отнести и отрывок из трагедии Р.
Лит.: 1) Вольперт Л.И. Лермонтов и литература Франции / 3-е изд., испр. и доп. — Тарту: Тартуский университет, 2010. — 276 с.; 2) Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — Т. 7. — С. 209–230; 3) Иванова Т. Об эпиграфе в стихотворении Лермонтова «Смерть поэта» // Вопросы литературы. — 1970. — № 8. — С. 91–105; 4) Ласкин С.Б. Вокруг дуэли: Документальная повесть. — СПб.: Просвещение, 1993. — 255с; 5) Вольперт Л.И. Ротру // ЛЭ. — С. 477; 6) Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. — М.: ГИХЛ, 1958. — Т. 10. — 484 с.; 7) Rotrou J. Oeuvres : V. 1–5. — P., 1820.
Вл.А.Луклов