«САТИН Николай Михайлович» (1814 – 1873),

p.нетитулованные дворяне Сатины были – тем не менее – «рюриковичи», то есть древнейшего в России рода. Родился Николай Михайлович в Ильинском, тамбовском поместье своих родителей. В 1828 году он поступил в Московский университетский благородный пансион и учился в одних классах с Лермонтовым. Красивый, даже утончённо красивый, но болезненный и бледный мальчик, прихрамывающий «как Байрон», – говорили о нём, тоже писал стихи. Дружбы между ними не возникло. Очевидно, у Сатина были основания следующим образом вспомнить впосле¬дствии о Лермонтове-соученике: «Вообще в пансионе товарищи не любили Лермонтова за его наклонность подтрунивать и надоедать. “Пристанет, так не отстанет”, – говорили о нём. Замечательно, что эта юношеская наклонность привела его к последней трагической дуэли» [8]. «Мы расстались с Лермонтовым холодно, – пишет Сатин, – и скоро забыли друг о друге» [8]…

В 1832 году Сатин поступил на математическое отделение Московского университета и здесь сдружился с Герценом, Огарёвым и другими студентами, составившими кружок. Весой 1834 года он закончил учёбу, а летом был арестован вместе с Огарёвым и Герценом как по делу «О лицах, певших пасквильные стихи» (к чему они не были причастны), так и после перлюстрации их писем, где были обнаружены «неблагонамеренные мысли». «Физически Сатин пострадал больше других, – вспоминал Герцен. – <…>Узнав в Тамбовской губернии, в де¬ревне у своей матери, что нас схватили, он сам поехал в Москву, что¬бы приезд жандармов не испугал мать, простудился по дороге и прие¬хал домой в горячке. Полиция его застала в постели, везти в часть было невозможно. Его арестовали дома, поставили у дверей спальной с внутренней стороны полицейского солдата с братом милосердия, посадили у постели больного квартального надзирателя, так что, приходя в себя после бреда, он встречал слушающий взгляд одного и испитую рожу другого» [5]. По приговору суда Сатин был выслан в Симбир-скую губернию. Через два года, ввиду болезни, ему разрешено было поехать для лечения на воды в Пятигорск.

Летом 1837 года, здесь, в Пятигорске, Сатин встретил Лермонтова. «Мы встретились уже молодыми людьми, – вспоминал Сатин, – и, разумеется, школьные неудовольствия были взаимно забыты. Я сказал, что был серьёзно болен и почти недвижим; Лермонтов, напротив, пользовался всем здоровьем и вёл светскую, рассеянную жизнь. Он был знаком со всем “во-дяным” обществом (тогда очень многочисленным), участвовал во всех обедах, пикниках и праздниках. Лермонтов и тут не воспринимал Сатина всерьёз, не вёл с ним серьёзных разговоров: “Он не любил говорить о своих литературных занятиях, – пишет Сатин, – не любил даже читать своих стихов, но зато охотно рассказывал о своих светских похождениях, сам первый, подсмеиваясь над своими “люб¬вями” и “волокитствами”» [8].

В июле этого года приехал лечиться в Пятигорск Белинский, – он привёз Сатину письмо от университетского товарища. У Сатина он встретился с Лермонтовым. Критик и поэт, как вспоминал Сатин, «сошлись разошлись <…> вовсе не симпатично. Белинский, впоследствии столь высоко ценивший Лермонтова, не раз подсмеивался сам над собой, говоря, что он то-гда не раскусил Лермонтова» [7] (Т. Иванова в своей книге «Посмертная судьба поэта» писа-ла: «Наши литературоведы, живо ощущая тенденциозность воспоминаний Сатина, фальшь описанной сцены встречи Лермонтова с Белинским, по-разному истолковывают её смысл. Но не правильнее ли поставить под сомне¬ние самую эту встречу <…> Думаю, что её не было» [9]). Эту встречу Сатин подробно описал в своих мемуарах: «Дело шло ладно, пока разго¬вор вертелся на разных пустячках <…> Но Белинский не мог долго удовлетворяться пустословием. На столе у меня лежал том записок Дидро; взяв его и перелистав, он с увлечением начал говорить о французских энциклопедистах и остановился на Вольтере, которого именно в то время он читал. Такой переход от пустого разговора к серьёзному разбудил юмор Лермонто-ва. На серьёзные мнения Белинского он начал отвечать разными шуточками; это явно серди-ло Белинского, который начинал горячиться; горячность же Белинского более и более воз-буждала юмор Лермонтова, который хохотал от души и сыпал разными шутками.

– Да я вот что скажу вам об вашем Вольтере, – сказал он в заключение, – если б он явился теперь к нам в Чембар, то его ни в одном порядочном доме не взяли бы в гувернёры.

Такая неожиданная выходка, впрочем, не лишённая смысла и правды, совершенно озадачила Белинского. Он в течение нескольких секунд посмотрел молча на Лермонтова, потом, взяв фуражку и едва кивнув головой, вышел из комнаты.

Лермонтов разразился хохотом. Тщетно я уверял его, что Белинский замечательно умный человек; он передразнивал Белинского и утверждал, что это недоучившийся фанфарон, кото-рый, прочитав несколько страниц Вольтера, воображает, что проглотил всю премудрость <…>» ⁵.

На впечатлительную натуру Белинского встреча с Лермонтовым произвела такое сильное влияние, что в первом же письме из Москвы он писал ко мне: «Поверь, что пошлость зарази-тельна; и потому, пожалуйста, не пускай к себе таких пошляков, как Лермонтов» [5] (это письмо Белинского к Сатину до нас не дошло).

Зимой 1837/1838 г. Сатин жил в Ставрополе на одной квартире с доктором Майером. Он вспоминает, как прекрасно общался с разными людьми, в том числе с декабристами, но вот в Ставрополе появился Лермонтов и всё испортил: «Этот человек постоянно шутил и подтрунивал, что, наконец, надоело всем» [5].

В воспоминаниях Сатина о Лермонтове видно раздражение. Может быть это оттого, что Лермонтов не замечал в нём поэта, хотя стихи Сатина уже печатались и писал он много. А в 1841 году он напечатал в «Отечественных записках» стихотворение «Поэту-судие» – ответ на «Последнее новоселье» Лермонтова, написанное по случаю перенесения праха Наполеона с о. Святой Елены в Париж в ноябре 1840 года. Стихотворение Лермонтова многими не было понято. Белинский назвал его в письме к В.П. Боткину «гадостью». Сатин наставлял Лер-монтова:

bq(..Когда поэт, сознав своё призванье,

Свой приговор народу возвестит,

Как мощно он стихом негодованья

Народ бичует и клеймит!

Кто б ни был тот народ, что нужды для поэта?..

Поэт в сей миг не франк, не славянин, –

Одною истиной душа его согрета:

Он человек, он мира гражданин.

Но горе, если он в сужденьи увлечётся

Народною иль личною враждой, –

На грозный суд его народ лишь улыбнётся,

И грозный стих над целью пронесётся

Хоть звучною, но слабою струной.

p.Для Лермонтова Наполеон – великий вождь, нашедший упокоение на одинокой скале посре-ди океана. Его стихотворение напоминает «Смерть Поэта» – и его можно было бы назвать «Смерть Вождя». Та же обличительная, ораторская речь. Поэт умер «с напрасной жаждой мщенья», – Вождь «угас» на острове, «замучен мщением бесплодным». И если там выступа-ют «убийца», «палач» («наперсники разврата»), то здесь целый народ, французы (среди ко-торых Дантес и Барант-сын встречали прах Наполеона в Париже осенью 1840 года). В «Смерти Поэта» Лермонтов не думал «поносить» нацию и ему ничего не стоило успокоить подозрительных Барантов. Но как быстро он, Лермонтов, попал в положение Пушкина – у барьера, против очередного француза-выскочки, искателя «счастья и чинов». И вот Барант ликует, празднуя что-то такое, к чему он не имеет никакого отношения, а он, Лермонтов, по-эт, попавший в немилость у царя, лишается возможности делать то, что он может, очень мо-жет! И, не хотя воевать и убивать, должен ехать за этим, а может быть и за собственной смертью. Целую нацию поносить нельзя. Но при теперешних обстоятельствах, в связи с пе-ренесением праха Вождя, немало горьких слов просится с пера, слов негодования именно против французов:

bq(..Негодованию и чувству дав свободу,

Поняв тщеславие сих праздничных забот,

Мне хочется сказать великому народу:

Ты жалкий и пустой народ!.. [II, 182]

p.Во время Великой французской революции народ сделал «из вольнос¬ти – орудье палача» и начал погибать, – пока не явился тот, который создал новую державу, спас его. Что делали французы в годы великих походов своего вождя? –

bq(..Вы потрясали власть, избранную, как бремя,

Точили в темноте кинжал

Среди последних битв, отчаянных усилий,

В испуге не поняв позора своего,

Как женщина, ему вы изменили,

И, как рабы, вы предали его?.. ==[II, 182]—

p.Один Жуковский понял это стихотворение, назвав его прекрасным. Что касается Сати-на, то в 1839 году ему разрешено было вернуться в Москву. В последующие годы он лечился за границей. В 1840–1850-х го¬дах он сблизился со старыми своими товарищами Герценом и Огарёвым. С Огарёвым он даже породнился, – они были женаты на сёстрах Тучковых, доче-рях декабриста А. Тучкова. В 1860 году Сатин тайно навестил Герцена и Огарёва в Лондоне. Последние годы своей жизни он провёл в пензенском имении Огарёва Старое Акшено, кото-рое он некогда купил у своего дpyгa на льготных условиях.

Лит.: 1) Бродский Н. Лермонтов и Белинский на Кавказе в 1837 г. – В кн.: «Литературное наслед-ство», Т. 45–46. М.Ю. Лермонтов. – М.: Изд-во АН СССР, 1948. С. 730–740; 2) Морозова Г.В. Встречи Лермонтова с декабристами на Кавказе. – В кн.: Жизнь и творчество М.Ю. Лермонтова: Исследования и материалы: Сборник первый. – М.: ОГИЗ; Гос. изд-во ху-дож. лит., 1941. С. 627–630; 3) Оксман Ю. Переписка Белинского. Критико-библиографич. обзор. – В кн.: «Литературное наследство», Т. 56. М.Ю. Лермонтов. – М.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 240–241; 4) Гиреев Д.А., Недумов С.И. К истории знакомства Лермонтова с декабри-стами. – В кн.: «Литературное наследство», Т. 60. М.Ю. Лермонтов. – М.: Изд-во АН СССР, 1956. Кн. 1. С. 507–514; 5) Пешков В.П. Страницы прошлого читая… – Воронеж: Центр.–Чернозём. кн. изд-во, 1972, С. 139–149. 6) Недумов С.И. Лермонтовский Пятигорск. – Став-рополь: Ставропольское кн. изд-во, 1974. С. 106, 115, 256, 259; 7) Сатин Н.М. Отрывки из воспоминаний // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. – М.: Худож. лит., 1989. С. 250–251; 8) Иванова Т.А. Посмертная судьба поэта. О Лермонтове, о его друзьях подлин-ных и друзьях мнимых, о тексте поэмы «Демон». – М.: «Наука», 1967. С. 41.

Мон. Лазарь (Афанасьев)