МАДРИГАЛ

(от позднелат. Matricale, песня на родном, материнском языке), небольшое ст., обычно любовно-комплиментарного содержания. В историко-литературной перспективе М. близок эпиграмматическим жанрам — благодаря краткости, классической уравновешенности композиции, а также парадоксальному заострению (пуанту) концовки (сближающей М. с эпиграммой, что в ряде случаев приводило к ироническому переосмыслению жанра и созданию «ложного М.»). Интерес к жанру М. в русской литературе возникает в связи с развитием рококо во второй половине XVIII — начале XIX в. (см. мадригальные мотивы в «Стихах на разные случаи» В.К. Тредиаковского, А.П. Сумарокова, в «легкой поэзии» Н.А. Львова, М.Н. Муравьева, Н.М. Карамзина, И.И. Дмитриева; мадригалы Г.А. Хованского, П.И. Шаликова, В.Л. Пушкина, А.Е. Измайлова, Н.Ф. Остолопова и др.). В литературном быту эпохи М. был тесто связан с салонной и альбомной культурой.

В творчестве Л. М. представлены как в юношеский период (см. «Мадригал», «<Новогодние мадригалы и эпиграммы>»), так и в конце 1830-х — начале 1840-х гг. («<А.А. Олениной>», « <Э.К. Мусиной-Пушкиной>», «<А.А. Углицкой>»). Диапазон тематики и интонации М. поэта — от иронической издевки и эротического намека до искреннего восхищения адресатом (ср. мадригальное по форме выражение поэтического восхищения, проникнутое подлинным лиризмом и глубоко раскрывающее авторские чувства к другому человеку, становящемуся по-настоящему близким душе: «Она поет — и звуки тают, / Как поцелуи на устах, / Глядит — и небеса играют / В ее божественных глазах; / Идет ли — все ее движенья, / Иль молвит слово — все черты / Так полны чувства, выраженья, / Так полны дивной простоты» [II; 112]). Для поэтики лермонтовских М. характерны классически ясная, как правило, двухчастная композиция; острые неожиданные концовки-пуанты; в некоторых поэт использовал приемы макаронической языковой «мозаики» в духе салонного иронического стихотворства И.И. Мятлева.

Лит.: 1) Бухаркина М.В. «В латинском вкусе мадригаЛ.»: (К вопросу о жанровых дефинициях // Малые жанры: теория и история. — Иваново: ИвГУ, 2006. — С. 5–15; 2) Бухаркина М.В. Специфика мотивной структуры русского мадригала конца XVIII — первой трети XIX в // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9, Филология, востоковедение, журналистика, 2007. — Вып. 3, ч.1. — С. 3–8; 3) Вацуро В.Э. Литературные альбомы в собраньи Пушкинского дома (1750–1840-е гг.) // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1977 год. — Л.: АН СССР, 1979. — С. 3–56; 4) Вацуро В.Э. Из истории литературного быта пушкинской поры // Вацуро В.Э. Избранные тр.. — М.: Языки славянской культуры, 2004. — С. 225–496; 5) Гаспаров М.Л. Мадригал // Литературная энциклопедия терминов и понятий. — М.: Интелвлак, 2000. Стб. 493; 6) Гроссман Л.П. Мадригалы Пушкина // Гроссман Л.П. Цех пера. — М.: Аграф, 2000. — С. 253–265; 7) Матяш С.А. Вопросы поэтики русской эпиграммы: (Учеб. пособие). — Караганда: КарГУ, 1991. — 211с.; 8) Несказкина Л. Астролог в маскараде // Рус. словесность, 1994. — № 2. — С.95–96; 9) Шарафадина К.И. Игра «во вкусе rococo» в мадригале Пушкина «Красавице, которая нюхала табак» (1814) // Русская литература, 2001. — № 4. — С. 118–141.

Т.А. Алпатова