ЗАИМСТВОВАНИЯ

P. Л., особенно в раннем творчестве, во многом опирался на существующую литературную традицию, включая в свои произведения отдельные понравившиеся ему выражения других авторов, используя с некоторыми переделками сюжеты других произведений (напр., «Кавказский пленник», 1829, являющийся переделкой одноимённой поэмы А.С. Пушкина). К заимствованиям Б.М. Эйхенбаум относил и стихотворные размеры. Так, в период увлечения Л. английской литературой в его творчестве появляется пятистопный ямб. В связи с этим возникает вопрос об оригинальности, самобытности Л.

История изучения проблемы

Проблема заимствований у Л. рассматривалась исследователями с разных точек зрения. Сторонники психологического метода при изучении, например, влияния Байрона на Л. делали акцент на сходстве психологии обоих поэтов, их мыслей, чувств и переживаний и на разнице национального колорита в их произведениях, той разнице, которая и делала Л. не просто пересаженным на русскую почву Байроном, но подлинно самобытным поэтом. Анализу подвергались, таким образом, особенности личности обоих поэтов, нашедшие отражение в их творчестве. Такое сравнение было проделано, в частности, М.Н. Розановым в статье 1914 г. «Байронические мотивы в творчестве Л.». Исследователь замечает, что любовь к природе, к свободе или мотивы разочарования в лирике Л. не могли быть заимствованы у Байрона, а были изначально присущи характеру поэта. Байрон, конечно, сыграл свою роль в его развитии и становлении как творческой личности, но эта роль заключалась в следующем: «художественная школа Байрона» помогла Л. овладеть поэтическим мастерством, осознать свою самобытность и реализовать собственные творческие замыслы.

Формальный метод был использован Б.М. Эйхенбаумом в книге «Л.: Опыт историко-литературной оценки» (1924). Рассматривая эволюцию жанровых форм и стихотворных размеров в творчестве Л., исследователь показывает, как знакомство с зарубежной литературой помогло поэту создать такие поэтические формы, которые органично смотрелись на русской почве. Интересен и термин, которым ученый обозначает проделанную Л. работу — не «заимствование», а «сплав», «сплачивание»: «Самый выбор писателей не нов — все эти имена фигурируют в русской литературе и до Л. <…> Новым является умение соединить всё это — свобода обращения с таким обширным и разнообразным материалом, искусство сплава. <…> Это сплачивание и есть основное дело Л. Он берет всё как материал — потому у него столько прямых заимствований, хотя в целом он остается самостоятельным. Л. заимствует, потому что ему нужен определенный материал, который он и находит у целого ряда иностранных авторов» [5; 34]. Интерес Л. к иностранным поэтам — это выражение стремления «расширить свой литературный кругозор, увидеть чужое, чтобы осознать свое» [5; 33]. Можно, конечно, не согласиться, что «сплачивание» чужого материала «есть основное дело Л.». Все-таки главной своей целью поэт видел выражение именно своего, того, что его волнует и занимает его воображение. Однако ценным является наблюдение Б.М. Эйхенбаума, что у Л. нет заимствований в прямом смысле этого слова, а есть «сплав» материалов, переосмысленных им.

Значительное число исследований посвящено историко-культурным аспектам проблемы заимствований у Л. Л.Я. Гинзбург в работе «Творческий путь Л.» (1940) привлекает широкий контекст: произведения А.А. Бестужева-Марлинского, В.К. Кюхельбекера, Н.А. Полевого, А.С. Пушкина, А.И. Герцена, И.-В. Гёте, Ф. Шиллера, В. Гюго, Дж. Мильтона, Дж. Байрона, Т. Мура, публицистику и философию первой трети XIX в. В 1941 г. Д.Д. Благой пишет работу «Л. и Пушкин». В том же году выходит издание пьесы Л. «Маскарад» с вступительной статьей С.Н. Дурылина «Л. и романтический театр». М.Н. Нольман пишет о влиянии Байрона на Л. (статья «Л. и Байрон», 1941). В.Э. Вацуро изучает взаимодействие Л. и Бестужева-Марлинского (статья «Л. и Марлинский», 1964).

Г.Е. Горланов в монографии «Творчество М.Ю. Л. в контексте русского духовного самосознания» (2009) пишет о том, как Л. при создании собственной художественной системы творчески перерабатывает то, что было сделано его предшественниками. Исследователь подчеркивает, что гений не может сформироваться в отрыве от культурной жизни своей эпохи: «Порою создается впечатление: будто бы без влияния культурного Запада не состоялся бы Л. как поэт. В широком философском смысле этого слова с такими аргументами нельзя не согласиться. Без эрудиции не может состояться большой писатель. <…> Многие другие писатели, как российские, так и зарубежные, не могли развиваться без взаимовлияния. И тем не менее, еще раз повторюсь: придавать этому исключительное значение было бы ошибочно» [1; 123].

В 2011 г. выходит сборник ст. Л., переведенных им с других языков (Михаил Лермонтов. На севере диком стоит одиноко… Переводы. — М.: Аграф, 2011). Во вступительной статье говорится об отношении к иностранной литературе в России XIX в., которое совсем не было похоже на преклонение ученика перед учителем. Напротив, русские переводчики творчески переосмысливали переводимые ими произведения применительно к своему времени и своему характеру. Так же поступал и Л., переводя и переосмысливая Байрона, Гёте, Гейне и включая отдельные образы их поэзии в свою художественную систему.

Роль заимствований в творчестве Л.

Итак, никто из исследователей не отрицает наличия заимствований в творчестве Л. Проблема, таким образом, заключается в том, чтобы определить их роль в лермонтовских произведениях и понять причины, побудившие Л. обратиться к чужим произведениям.

Надо сказать, что отношение к заимствованиям в XIX в. было несколько иным, чем сейчас. Автор, заимствовавший что-то у других, не объявлялся плагиатором. И.П. Эккерман в своих воспоминаниях «Разговоры с Гёте» приводит такое его высказывание 1825 г.: «Всё, что у меня, — моё! <…> а взял ли я это из жизни или из книги — не все ли равно? Вопрос лишь в том, хорошо ли это у меня вышло!» [6; 118] Сходные мысли выражал в России В.А. Жуковский, который называл переводчика в стихах соперником автора и чьи стихотворные переводы явно несли на себе отпечаток его собственной личности. По-видимому, гётевским принципом «всё, что у меня, — моё» руководствовался и Л. В поисках удачного выражения для своих мыслей он мог неосознанно повторить запавшую в его памяти цитату. Порой это было повторение более раннего ст., созданного самим Л. (известно, какое количество самоповторений содержат его произведения), порой — выражение, почерпнутое им из литературы. Так же Л. отбирал и сюжеты для своих произведений, повторяя и разрабатывая как собственные, оригинальные, так и заимствованные, но по каким-то причинам оказавшиеся близкими ему. Исследователь Б.Т. Удодов назвал раннее творчество Л. «запасником», из которого поэт черпал идеи и образы для последующих произведений. Но по-видимому, этот «запасник» был гораздо шире и включал в себя не только то, что было создано самим Л., но и то, что было им прочитано у других авторов и прочувствовано так же глубоко, как своё.

Такой отбор чужого материала невозможен без сколько-нибудь ясного критерия, и у Л. подобный критерий, несомненно, был. Он брал у других авторов то, что органически вписывалось в его собственную художественную систему. Сам факт наличия подобной системы, а также то, что она имела не только эстетические, но и этико-философские основания, убедительно доказывается в монографии И.А. Киселёвой «Творчество Л. как религиозно-философская система» (2011).

То, что не вполне совпадало с изначальными мировоззренческими установками Л., переосмыслялось и изменялось им. Так, заимствования из Байрона представляют собой не слепое копирование английского поэта, а творческую переделку. Байроновское «Послание к Августе» (1816) послужило образцом для лермонтовского «1831-го июня 11 дня», однако оба этих ст. отличаются по своему настроению. Если Байрон обращается к прошлому и подводит итоги прожитых лет, то Л. весь устремлен в будущее, ещё не разочаровался в мечтах об известности, славе. Некоторые мотивы, значимые для Байрона, были не столь важны для Л. Например, поэма «Абидосская невеста» содержит намеки на инцест: Селим, выросший в доме Яфара, поначалу считает себя его сыном, а Зулейку — своей родной сестрой, и его любовь к ней, таким образом, оказывается запретной, преступной, но это не останавливает ни его, ни её. Чтобы быть вместе с любимой, Селим не боится нарушить людские законы. Для Байрона изображение такого героя имело важное личное значение: оправдывая любовь Селима к Зулейке, он таким образом оправдывал и свою любовь к сводной сестре Августе Ли. Под маской Селима Байрон говорит то, что не решился бы сказать открыто. Для Л. изображение инцеста не имело такого важного значения. Скорее, он рассматривал его как способ характеристики героя, предназначенный для того, чтобы глубже проникнуть в темные глубины человеческой души. Не случайно из героев Л. в родную сестру влюблен только демонический злодей Вадим.

То же и с заимствованиями у других авторов. В ранней поэме «Кавказский пленник», вдохновленной чтением одноимённой поэмы Пушкина, у пленника появляются друзья, о которых Пушкин не упоминает, но которые были очень важны для юного Л. Трагический финал поэмы — гибель пленника и полюбившей его черкешенки от рук её злого отца — также больше соответствует тогдашним мыслям и настроениям Л., размышлявшего над проблемой зла в мире. Обращение к убийце, взятое из «Абидосской невесты» Байрона в переводе И.И. Козлова, переделано Л.: для большего драматического эффекта он добавил призрак дочери, преследующий своего убийцу, и заставил злодея-отца обратиться в бегство, тогда как в переводе Козлова просто говорится о терзаниях преступника. По-видимому, этический максимализм юного Л. требовал более сурового наказания для убийцы.

Заимствования, безусловно, сыграли положительную роль в творчестве Л. Знакомство с произведениями других авторов было своеобразной литературной школой для него. Размышляя над чужими произведениями, Л. лучше понимал, что волнует его самого и какие вопросы он хотел бы поставить в собственном творчестве. Видя многообразие жанровых форм, стихотворных размеров, он выбирал из них те, что соответствовали бы его творческим задачам. Однако нельзя и преувеличивать роль заимствований: без собственного оригинального начала, без творческой системы, объединяющей и свое, и заимствованное в единое целое, произведения любого автора выглядели бы лишь эклектичным набором литературных штампов.

Лит.: 1) Горланов Г.Е. Творчество М.Ю. Лермонтова в контексте русского духовного самосознания. — М.: Московский государственный областной университет, 2009. – 376с.; 2) Киселева И.А. Творчество М.Ю. Лермонтова как религиозно-философская система: Монография. — М.: Московский государственный областной университет, 2011. – 224с.; 3) Лермонтов М.Ю. На севере диком стоит одиноко… Переводы. — М.: Аграф, 2011- 304с..; 4) Розанов М.Н. Байронические мотивы в творчестве Лермонтова // Венок М. Ю. Лермонтову: Юбилейный сборник. — М.; Пг.: Изд. т-ва «В.В. Думнов, наследники бр. Салаевых», 1914. – С.343–384.; 5) Эйхенбаум Б.М. Лермонтов: Опыт историко-литературной оценки. — Л.: Гос. Изд-во, 1924.; 6) Эккерман И.П. Разговоры с Гёте / Пер. с нем. Н. Холодковского. — М.: Захаров, 2003. –687с.

Т.С. Милованова