«Я, МАТЕРЬ БОЖИЯ, НЫНЕ С МОЛИТВОЮ…» (1836(37)).

Беловой автограф ст. под заглавием «Молитва странника» — ИРЛИ, оп 1, № 34. Черновой автограф под тем же заглавием – ГИМ, ф. 445, № 227а (тетрадь Чертковской библиотеки), л. 56. Копии — ИРЛИ, оп. 1, № 47, л. 1 об-2; ИРЛИ, оп. 1, № 15 (тетр. XV), л. 4, рукой В. Соллогуба; обе тождественны с текстом. Впервые опубликовано в «Отеч. зап.» (1840, т. 11, № 7, отд. III, стр. 1). В «Стихотворениях» 1840 г. датировано 1837 г. Та же дата указывается в статье ЛЭ [6; 284]. По свидетельству А.П. Шан-Гирея, ст. написано в феврале 1837 г., когда Л. сидел под арестом за ст. «Смерть поэта» («Русск. обозрение», 1890, т. 4, № 8, с. 740).

«Кто бы ни была эта дева — возлюбленная ли сердца, или милая сестра, — размышлял В.Г. Белинский о героине «Молитвы», — не в этом дело; но сколько кроткой задушевности в тоне этого ст., сколько нежности безо всякой приторности; какое благоуханное, теплое, женственное чувство! Все это трогает в голубиной натуре человека, но в духе мощном и гордом, в натуре львиной — все это больше, чем умилительно», — так, в высшей степени восторженно, оценивал критик в статье «Стихотворения Лермонтова» (1840) вдохновенные молитвенные строки поэтического обращения Л. к Богородице [2; 261].

15 февраля 1838 г. в письме Л. М.А. Лопухиной читаем: «В заключение этого письма посылаю вам стихотворение, которое случайно нашел в моих дорожных бумагах, оно мне довольнотаки нравится, а до этого я совсем забыл о нем — впрочем, это ровно ничего не доказывает…» [VI; 444–445]. И далее — текст ст. «Молитва странника», которое известно читателям как «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…», — на русском языке, тогда как основной текст письма написан по-французски. А.П. Шан-Гирей в воспоминаниях о Л. указывает, что молитва была создана в то время, когда Л. находился под арестом в здании Главного штаба (в связи со стихами на смерть А.С. Пушкина): «Под арестом к Мишелю пускали только его камердинера, приносившего обед; Мишель велел завертывать хлеб в серую бумагу и на этих клочках с помощью вина, печной сажи и спички написал несколько пьес, а именно: “Когда волнуется желтеющая нива…”»; ”Я, Матерь Божия, ныне с молитвою”; “Кто б ни был ты, печальный мой сосед…”…» <…> [15; 44–45]. Существует и иная точка зрения на время создания произведения. «В материалах В.Х. Хохрякова об этом ст. есть запись, сделанная, вероятно, со слов друга Л. С.А. Раевского: «После молебна Божией Матери бабушка заставляла Лермонтова понести икону; он не исполнил. Его стали упрекать… в ответ на упреки он написал: “Я, Матерь Божия, ныне с молитвою”». «О каком моменте говорит здесь Раевский, не ясно, — читаем в комментариях к ст.. — <…> указание на то, что стихотворение оказалось в «дорожных бумагах», а также его заглавие (“Молитва странника”) заставляют думать, что оно относится к моменту отъезда на Кавказ. Это соображение поддерживается и тем, что в тетради Чертковской библиотеки на одном листке с “Молитвой странника” написано стихотворение “Расстались мы”. Надо полагать, что оба стихотворения относятся к В.А. Лопухиной» [10; 287–288]. «Вторая версия предпочтительнее, с учетом не только авторской датировки, но и общей тональности стихотворения. В нем нет уже острой тревоги за свою судьбу, как это было в дни ареста в Петербурге. Господствующим настроением оказывается умиротворенность и желание блага бывшей возлюбленной (скорее всего В.А. Лопухиной)» [11; 598].

История взаимоотношений Л. и В.А. Лопухиной, младшей сестры его друга А.А. Лопухина, описана многократно [3], [6], [7], [14], [15], [16], [17]. Их знакомство состоялось в 1831 г. А.П. Шан-Гирей писал о том, что пылкая влюбленность Л. в В.А. Лопухину переросла в глубокую сердечную привязанность: «Чувство к ней Л. было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей» [15; 38]. Обучение Л. в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге разлучила молодых людей. В 1835 г. Л., находясь в северной столице, получил неожиданное известие о замужестве В.А. Лопухиной: «В это же время я имел случай убедиться, что первая страсть Мишеля не исчезла. Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: “Вот новость — прочти”, и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве В.А. Лопухиной» [15; 43]. Факты свидетельствуют о том, что Л. очень тяжело переживал этот удар, которому, вероятнее всего, отчасти сам был причиной: В.А. Лопухина могла узнать об известной общим знакомым в Петербурге истории ухаживаний Л. за Е.А. Сушковой и решиться на брак с Н.Ф. Бахметевым, который был человеком порядочным, добрым и любящим [17; 200]. А.М. Марченко отмечает: «Регулярная переписка с Лопухиными оборвалась в 1835 году — после замужества Варвары Александровны. Весной 1837-го, остановившись, по дороге на Кавказ, в Москве, Лермонтов зашел-таки на Молчановку (московский адрес Лопухиных — Г.Б.), и Мария Александровна обязала его комиссией: прислать, в знак старой дружбы, черкесские туфельки. Едва оказавшись на Водах, Михаил Юрьевич купил сразу шесть пар и тут же соорудил посылку. К посылке следовало приложить письмо — переписка возобновилась» [14; 277]. Письмо Л., в котором помещена молитва, отличается прежней откровенностью — поэт относился к М.А. Лопухиной (старшей сестре В.А. Лопухиной) как к первому и главному критику, доверенному лицу. Как убедительно отмечает А.М. Марченко, М.А. Лопухина поняла, что «стихи обращены к Варваре Александровне и представляют собой страстную мольбу о прощении <…> и признание в пожизненности внушенного ею чувства, которое и любовью-то назвать нельзя, настолько оно — другое…» [14; 277].

Иг. Нестор, анализируя текст лермонтовской «Молитвы», пишет: Л. «<…> не только имел желание молиться, но и живо ощущал обратную связь с Небом. Ведь особенность лермонтовской ”Молитвы” заключается в том, что она дышит несомненной надеждой поэта на просимое им высшее покровительство. Она исполнена уверенности автора в том, что его просьба непременно будет услышана. Именно в неколебимой уверенности поэта — неотразимая сила воздействия этого стихотворения» [8; 257].

Монолог лирического героя в «Молитве» в высшей степени трогателен, проникнут интонацией просветленной грусти и самой нежной любви. Поэт «обращается даже не к Богу — Творцу мира, а к Богородице, которая особенно высоко почиталась народом как Заступница за всех грешников перед высшим Судьей. И молится он перед иконой Богородицы не за себя, потому что его душа опустошена (“пустынная”), <…> а за душу “девы невинной”» [9; 193–194]. Воспоминание о «незлобном сердце», родной душе заставляет героя подумать о другом, светлом «мире упования», в котором «Теплая Заступница» будет охранять жизнь дорогого ему человека:

Окружи счастием душу достойную,
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования. [II; 93]

В лермонтовской «Молитве» есть тот «необыкновенный лиризм», который, по мнению Н.В. Гоголя, «исходит от наших церковных песен и канонов» [5; 267]. «В стихах дышит такая благоговейная любовь, что они по праву могут быть названы гимном чистоте, нежности, душевной красоте» [16; 75], — отмечает С.С. Наровчатов:

Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную —
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную… [II; 93]

Трогательно, по-детски высказывается Л. последняя мольба — «как будто есть ангелы лучше или хуже?» [16; 76].

Лермонтоведы неоднократно отмечали музыкальность «Молитвы» [6; 284]. «Необыкновенная, неподражаемая, невоспроизводимая мягкость, нежность этих слов, полнота любви, изливающаяся из них, обусловлена изумительным соответствием смысла с подбором звуков. <…> Это — небесная гармония. Не менее изумителен ритм целого — движение, почти безостановочное, с необыкновенно легкими, разнообразящими его замираниями в первых стопах (не о спасении); и начинает казаться, словно действительно слышишь молитвенные воздыхания ангелов и трепет их крыл» [4; 837–838], — восхищенно писал П.М. Бицилли. С.С. Наровчатов, анализируя ритмику ст., отмечал то, что «в “Молитве” — если на время отрешиться от ее пронзительного очарования — сложный, очень запутанный синтаксис. Первые 2 строфы составляют одно предложение. Подлежащее, отделенное от сказуемого шестью строками текста с вводными словами и предложениями и точкой с запятой — как, казалось бы, тяжело и искусственно это должно выглядеть. Но человек начинает повторять стихи вслух, и ему уже хочется без конца слушать этот жаркий шепот, эту горькую мольбу» [16; 76]. Объяснение удивительной простоты и легкости лермонтовской «Молитвы» — в полном подчинении синтаксиса ст. авторской интонации, тональности молитвы. Цельность «Молитвы», ее логика обусловлены четко выстроенной и осмысленной структурой: первые две строфы — обращение — объяснение лирического героя («Не за свою молю душу пустынную, / За душу странника в свете безродного…»), две заключительные — обращение — мольба («Окружи счастием душу достойную…»). В первых двух строфах чувствуется сбивчивое, взволнованное дыхание и интонация молящегося, в последующих — умиротворенный вздох того, кто верит: его слышат, ему помогут.

Антитезы, в изобилии присутствующие в ст.: «душу пустынную» — «душу достойную», «молодость светлую» — «старость покойную», «в утро ли шумное» — «в ночь ли безгласную», «Теплой Заступнице» — «мира холодного» — делают ее гармонию еще более выразительной. «Холодный мир», о котором Л. пишет в ст. разных лет: «Измученный тоскою и недугом», «Одиночество», «1830 год. Июля 15-го», «Когда надежде недоступный», «Смерть Поэта», «Гляжу на будущность с боязнью», «Я не хочу, чтоб свет узнал…», «Не смейся над моей пророческой тоскою» и в целом ряде других — в этом произведении согревается и милосердствуется всесильной молитвой Божьей Матери, ее спасительным покровом, ее всепрощающей любовью.

Г.Б. Буянова

Наряду с версией, что ст. посвящено В.А. Лопухиной существует и иная. В частности, именно на ней, как на единственно верной, настаивает В.В. Афанасьев [1; 373–374]. Возможно, что ст. посвящено сестре А.А. Столыпина (Монго) — тринадцатилетней Марии Аркадьевне Столыпиной (в замужестве — Вяземской) (1819–1889). По мнению исследователя, в ст. Л. высказал трогательную заботу о девочке — почти ребенке. Ст. органично вписывается в круг таких произведений Л., как «Ребенку», «Ребенка милого рожденье…», «Казачья колыбельная песня», создание которых связано с детьми ближайших друзей поэта. Возможно, что ст. написано в феврале 1836 г., когда Л. был в Москве и мог бывать в доме (возможно, что гостил) Е.А. Столыпиной. Этот факт косвенно подтверждает и авторизованный список ст., (ИРЛИ, оп. 1, № 15 (тетр. XV), л. 4), в котором рукою В. Соллогуба стоит дата —1836 г. Так же, как и в ст. «Ребенка милого рожденье…», где поэт желает сыну А.А. Лопухина благословенье «всех ангелов небесных и земных», в этом произведении Л. просит для невинной девы милостивого участия высших сил и отсутствия искушений («молодость светлую, старость покойную»). Не исключено, что ст. могло быть написано и в 1837 г., когда Л. также проезжал через Москву (в ссылку на Кавказ) и задержался там во время Великого поста.

И.А. Киселева

Выбор Л. дактиля явился новым словом в развитии поэтического дискурса «молитвы о деве» — трехсложный размер обеспечивал протяженность и осмысленную мелодичность обращенной к Матери Божией речи. Очевидной установкой Л. было отлить в уникальной форме стиха невариативный молитвенный смысл, т.е. «связать» его в гармоничном сочетании всех ритмо-мелодических элементов ст. благодаря следующим принципам:

1. Введение сверхсистемных ударений за счет (или в сочетании) пропусков или ослабления схемных ударений. Напр., в первой и второй строфах «Молитвы» благодаря тому, что полноценное дактилическое ударение приходится на вторую стопу, выделяются слова «Божия», «образом», «спасение», «странника», которые акцентируют движение основной смысловой темы ст. Т.о. поэт достигает желаемого эффекта: вместо стиховой речи, возникающей в силу ритмического рисунка, накладывающегося на грамматический порядок речи прозаической, создается третий — смысловой — ритм, поглощающий в себе противоположность прозы и стиха.

2. Во всей протяженности ст. сохраняются только дактилические рифмы, обеспечивающие межстиховую паузу молитвенной медитации в дополнение к естественной прерывности строя дактилической речи вообще, а также синтагматической усложненности синтаксиса ст., что способствует смысловой выделенности ритмизованного слова.

3. Зарифмованные слова вводят в ст. коррелирующие с основной темой мотивы: молитва — битва, сияние — покаяние, безродный — холодный. Нарушение этого принципа отмечено находкой иного плана: во второй строфе на фоне трех зарифмованных слов негативной семантики («пустынную», «безродного», «холодного») выделяется слово «невинную», что утверждает исключительность в мире «девы невинной», за которую просит лирический герой.

4. Во всем объеме стихотворения соблюдается принцип, разделяющий сферы человеческую и Божественную. Проявляется он в последовательной инверсии эпитета и характеризуемого слова в тех случаях, когда упоминается сфера человеческого (свет безродный, душа пустынная, мир холодный и т.д.); прямой порядок сохраняется для сферы Божественной (яркое сияние, Теплая Заступница, лучший ангел). В ст. нет ни одного случая нарушения этого принципа, что позволяет соотносить лермонтовскую «Молитву» с традицией духовных стихов. Отмеченная ориентация на формальную разделенность миров Божественного и человеческого обнаруживается и в других ст. Л. зрелого периода.

5. В «Молитве» Л. применен прием, который впоследствии будет повторен в «Родине»: на фоне последовательных отрицаний возникает утверждающая тема («_Не_ о спасении, не перед битвою/Не с благодарностью иль с покаянием,//Не за свою прошу душу пустынную <…>/Но я вручить хочу…». Таким образом, происходит своего рода «очищение» главной темы, освобождение ее от возможных смысловых наслоений. Л. придает своему ст. звучание молитвы и стремится передать ее духовный смысл: истинная молитва — не за себя, следовательно, любое проникновение в просьбу «я» лирического героя должно быть предупреждено.

Г.В. Москвин

Лит: 1) Афанасьев В.В. Лермонтов // М.: Молодая гвардия, 1991. — 560с.: ил.; 2)Белинский В.Г. Стихотворения М. Лермонтова. СПб., 1840 // Собр. соч.: В 9-ти т. — Т. 3. — Статьи, рецензии, заметки. Февраль 1840 — февраль 1841. —М.: Худ. лит., 1978. —С. 216–277; 3) Бицилли П.М. Место Лермонтова в истории русской поэзии // М.Ю. Лермонтов. Pro et contra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб., 2002. — С. 837–838; 4) Висковатов П.А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. — М.: ИПЦ «Жизнь и мысль», ОАО «Московские учебники», 2004. — С. 241; 5) Гоголь Н.В. В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность // Гоголь Н.В. Духовная проза. — М.: «Русская книга», 1992. — С. 218–268; 6) Динесман Т.Г. «Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…») // ЛЭ. — С. 284; 7) Иг. Нестор (В.Ю. Кумыш). Пророческий смысл творчества М.Ю. Лермонтова. С.-П.: «Дмитрий Буланин», 2006. — С. 36–37; 8) Иг. Нестор (В.Ю. Кумыш). Был ли Лермонтов религиозным человеком? // М.Ю. Лермонтов и православие. — М., Изд. дом „К единству!“ 2010. — С. 257; 9) Коровин В.И. М.Ю. Лермонтов // История русской литературы: В 3-х ч. Ч. 2 (1840–1860-е годы). — М., 2005. — С. 193–194; 10) Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч.: В 10-ти т. Т. 2. Стихотворения 1832–1841. Примечания к стихотворениям. М.: Воскресенье, 2000. — С. 289–290; 11) Лермонтов М.Ю. Русская мелодия. Поэзия. Драматургия. Проза / Сост., вступ. ст. и примеч. И.П. Щеблыкина. — М.: Парад, 2007. — С.597–598; 12) М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. — М.: Худ. лит., 1989. — С. 44–45; 13) Майков Б. Умиротворяющие мотивы лирики Лермонтова // Майков Б. М.Ю. Лермонтов. — СПб.: Типография Яна Улясевича, 1909. — С. 40–50; 14) Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. — М.: Наука, 1964. — С. 102; 15) Марченко А.М. С подорожной по казенной надобности. Лермонтов. Роман в письмах и документах. — М., 1984. — С. 277; 16) Москвин Г.В. Н.М. Языков и М.Ю. Лермонтов (Некоторые жанровые, мотивные и стилевые аспекты сопоставления. // Николай Языков и русская литература: Материалы научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Н.М. Языкова. Филологический факультет Московского государственного университета. Март 2003. — М., 2004. — С. 37–45; 17) Наровчатов С.С. Лирика Лермонтова. Заметки поэта. — М.: Худ. лит.: ОГИЗ, 1964. — С. 75–78. 18) Пумпянский Л.В. Стиховая речь Лермонтова. ЛН. — М. 1941. — С.391–392; 19) Рассказова Л.В. «Прощать святое право…» (М.Ю. Лермонтов и В.А. Лопухина) // Лермонтовские чтения — 2009. Сборник статей. — СПб.: «Лики России», 2010. — С. 185–200.

Г.Б. Буянова

И.А. Киселева

Г.В. Москвин