«Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБ СВЕТ УЗНАЛ…» (1837).

Автограф – ГИМ, ф. 445, № 227а (тетрадь Чертковской библ.), л. 64. Впервые опубликовано (с неточностями, без 7 и 8 стихов): лит. сборник «Вчера и сегодня», 1845 г. Кн. 1. С. 94–95.

На обороте листа ст. «Не смейся над моей пророческой тоскою», на основании чего ст. датируют 1837 г. [см.: II, 333]. Однако по ритму, образному строю, по словоупотреблению ст. можно отнести и к лирике 1830–32 гг. Сравнение души с утесом, скалой, яркая контрастность образов более характерна для лирики Л. до 1832 г. (См.: «Стансы» («Мне любить до могилы Творцом суждено…», «Гроза», «Крест на скале», «Время сердцу быть в покое…» и др.).

Ст. состоит из 4 катренов, но композиционно делится две части. Первые два катрена содержат развернутое суждение исповедального характера, поэт сопрягает в своем сознании личное представление о справедливости и справедливостью масштаба вселенского: «Как я любил, за что страдал, / Тому судья лишь Бог да совесть» [II; 95]. Эти стихи показательны в качестве примера искренней веры Л. в Творца и его благорасположение к человеку. В вариантах автографа тотчас за этими стихами расположены строки: «Я в жизни редко слушал их, / Пусть буду ими и наказан» [II; 275]. В окончательном тексте эта мысль трансформируется в художественно емкое высказывание, в котором звучит надежда на милосердие Творца и готовность к покаянию:

Им сердце в чувствах даст отчет;
У них попросит сожаленья;
И пусть меня накажет тот,
Кто изобрел мои мученья…[II; 95]

Вторая часть лермонтовского ст. содержит сравнение лирического субъекта с гранитным утесом: «Пускай шумит волна морей, / Утес гранитный не повалит…» [II; 95]. В этом двухчастном построении сказалась особенность поэтического мышления Л.: познание и подтверждение своих мыслей он находит в наблюдениях над жизнью природы, тогда как законы тварного мира получают в его осмыслении высший бытийственный смысл.

Размышляя над этим ст. Л., иг. Нестор (Кумыш) говорил, что утес у Л. не только «символ одиночества», но и «эмблема духовной несокрушимости, незыблемой верности поэта самому себе» [4; 44]. О.В. Миллер также отмечала, что «утес гранитный» у Л. предстает как «образ душевной твердости» [3; 641]. Подобное символическое наполнение образа отвечает и размышлениям о духовной жизни современника Л. прп. Серафима Саровского, который так учил христианскому перенесению обиды: «Когда вас оскорбляют, ощущайте себя так, будто вы умерли и лежите во гробе. Сердце должно быть каменным, защита — в Христе» [1; 350]. У Л. сходные мысли выражены в стихах: «Укор невежд, укор людей / Души высокой не печалит» [II; 95]. Уже начало ст. Л.: «Я не хочу, чтоб свет узнал / Мою таинственную повесть» [II; 95] можно назвать поэтическим следованием завету прп. Серафима Саровского: «Не всем открывай тайны сердца твоего» («О хранении сердца») [1; 126]. Можно предположить, что ст. написано под влиянием рассказа о прп. Серафиме Саровском или навеяно встречей с ним (см. ст. *«Серафим Саровский, преподобный»==).

Лит.: 1) Беседа старца Серафима с Н.А. Мотовиловым о цели христианской жизни // Преподобный Серафим Саровский в воспоминаниях современников. — М.: Сретенский монастырь, 2000. — 414 с.; 2) Киселева И.А. Метафизические основы творчества Лермонтова // Творчество М.Ю. Лермонтова как религиозно-философская система. — М.: МГОУ, 2011. — С. 69–113; 3) Миллер О.В. «Я не хочу, чтоб свет узнал» // ЛЭ. — С. 641; 4) Нестор (Кумыш), игумен. Драма бытия человеческого // Нестор (Кумыш), игумен Тайна Лермонтова. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Нестор-История, 2011. — С. 7–100.

И.А. Киселева