«КАК В НОЧЬ ЗВЕЗДЫ ПАДУЧЕЙ ПЛАМЕНЬ…» (1832).

Автограф хранится в ИРЛИ, оп. 1, № 4 (тетр. IV), л. 20. Впервые опубликовано: Отеч. зап.. 1859. Т. 125. № 7. Отд. I. — С. 59.

Сравнение образа лирического субъекта ст. Л. с «пламенем» падучей звезды рождает мысли о неординарности его кипучей натуры. Ст. Л. вступает в диалог с произведениями А. А. Фета, в раннем творчестве которого образ падучей звезды воплощает недолговечность, особую энергию, выделенность из общего ряда и красоту, привнесенную такой звездой в жизнь [5] («Звезды», 1842 г.; «В руке с тамбурином, в глазах с упоеньем, 1842 г.; «Тихо ночью на степи…», 1847 г.). Сходные характеристики скрыты в подтексте ст. Л. «Как в ночь звезды падучей пламень…». Однако, в отличие от раннего Фета, «философский мир поэзии Л. 1831–1832 гг. отличается крайней мрачностью», предельным «пессимизмом» (Б. М. Эйхенбаум) [6]. Лирический субъект ст. Л. приходит к выводу о ненужности в мире «пламени» уподобленного звезде горячего сердца.

В ст. Л. появляется упоминание о мучительности для поэта суеты жизни, встречающееся и у Фета [5], и развивается созвучная ему мысль об экзистенциальном значении творчества, его спасительности для самого творца («меня спасало вдохновенье от мелочных сует» [II; 20]). Диалог поэтических сознаний свидетельствует о соотнесенности путей духовного поиска русских поэтов-мыслителей, независимо друг от друга стремящихся к философскому «постижению глубин бытия и тайн <…> мира» [2], а также о необычайно раннем приобщении Л. к этому процессу.

В дальнейшем развитии лирического сюжета ст. Л. «Как в ночь звезды падучей пламень…» появляется мысль о душе человека, в которой таится начало, более, чем окружающая среда, мешающее обретению гармонии, лишающее «внутреннего удовлетворения, покоя» [1]: «Но от своей души спасенья и в самом счастье нет» [II, 20]. Осознание этого и является источником величайшего пессимизма, которым проникнуто ст.:

И, все мечты отвергнув, снова
Остался я один —
Как замка мрачного, пустого
Ничтожный властелин [II; 20]

Л. с горечью пишет об оборотной стороне стремления личности к самостоянию: о «разъедающем личность» зле (В.Н. Аношкина) [1], являющемся причиной одиночества, — и в опустошении души видит вину самого человека и его страдание. Это открытие сближает ст. «Как в ночь звезды падучей пламень…» с поэмой Л. «Демон».

Лит.: 1) Аношкина В. Н. Звездный мир поэзии М.Ю. Лермонтова // «Мой гений веки пролетит…». К 190-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова. Воспоминания, критика, суждения. — Пенза: Лермонтовское об-во, 2004. — С. 135; 2) Киселева И.А. Творчество М.Ю. Лермонтова как религиозно-философская система. — М.: МГОУ, 2011. — С. 79; 3) Назарова Л.Н. «Как в ночь звезды падучей пламень» / ЛЭ. — С. 214; 4) Пейсахович М.А. Строфика Лермонтова // Творчество М.Ю. Лермонтова. — М.: Наука, 1964. – С. 435; 5) Удодов Б. Т. М.Ю. Лермонтов. Художественная индивидуальность и творческие процессы. — Воронеж: Воронежский государственный университет, 1973. — С. 441; 6) Фет А.А. Сочинения и письма: В 20 т. — Т. 1: Стихотворения и поэмы, 1836–1863 / Сост. В.А. Кошелев, Н.П. Генералова, Г.В. Петрова. — М.: Акад. проект, 2002. — С. 324, 67, 73, 19–20; 7) Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. — М.; Л.: АН СССР, 1961. — С. 336.

А.Р. Лукинова