«ПАРУС» (1832).

Известно два автографа: первый хранится в ИРЛИ, оп. 1, № 21а (казанская тетрадь), л. 11 об.; другой в письме к М.А. Лопухиной от 2 сент. 1832 г. в РНБ, собр. рук. Л., № 18. Список в ИРЛИ (совпадает с текстом в казанской тетради), оп. 1, № 15 (тетрадь XV), л. 10 об. Первая публикация в «Отеч. записках» (1841, т.18, № 10, с. 161). Написано не раньше 1 авг. и не позднее 2 сент. 1832 г.

Произв. относится к пейзажно-символическим ст. Л., это один из первых лермонтовских текстов, ярко передающих личностное мироощущения автора, но в то же время лишенных формы лирического монолога — в ст. отсутствует местоимение «Я» как грамматическая единица. «П.» разбит на 3 четверостишия, каждое, в свою очередь, по смыслу «бьется» по два стиха. Первые пары строк в строфе изображают объективную картину. Вторые — обладают ярко выраженной оценочностью. Сравните:

1 Белеет парус одинокой

2 В тумане моря голубом. —

3 Чтó ищет он в стране далекой?

4 Чтó кинул он в краю родном?

<…>

5 Играют волны, ветер свищет,

6 И мачта гнется и скрыпит…

7 Увы! — он счастия не ищет

8 И не от счастия бежит! —

<…>

9 Под ним струя светлей лазури,

10 Над ним луч солнца золотой… [II; 380].

11 А он, мятежный, просит бури,

12 Как будто в бурях есть покой![II; 380].

Первые стихи объективного модуса представляют вид паруса на морском горизонте, второй катрен создает впечатление, что сам поэт оказывается на корабле, слышит скрип мачты. Начало третьего катрена опять возвращает к идиллической картине паруса видимого издали. Примечательно, что мечта о буре, выраженная в 11–12 строчках ст. получает реализацию заранее, уже в 5–6 строчках, при представлении лирического субъекта себя в непосредственной близости от паруса. Именно второй катрен создает динамическую напряженность ст., ясно заявляет об авторской причастности к судьбе паруса, «ломает» логику реального видения и остро ставит вопрос назначения жизни. Именно здесь обозначается центральная проблема произведения: целью бытия является не счастье, а нечто иное. Ответ, что есть это иное, дается в заключительном катрене: цель жизни — не спокойное существование в довольстве природной гармонией, ограниченной этим миром, но обретение высшего запредельного покоя, оформившегося у позднего Л. в сочетании «свободы и покоя». Предчувствие этого покоя и являет собой буря, которая есть образ свободы в этом мире, а в духовном опыте религиозной культуры символизирует пограничную черту, соединяющую мир земной и мир небесный.

Быстрая смена планов ст. (от панорамного в первом катрене до ближнего во втором катрене, а затем от ближнего во втором катрене к панорамному в третьем катрене) создает духовную реальность текста, свобода перемещения в пространстве лирического «Я» говорит о возможности преодоления ограниченности этого мира. Ближний план второго катрена, а если быть точнее, план обратной перспективы, при которой центр линий смещается с горизонта во внутренний мир лирического субъекта, позволяет Л. в зримой форме представить духовный пласт жизни, вложить личностный глубоко духовный смысл в объективную картину зримой телесными очами реальности. Заключительные оценочные две строки каждого катрена делают смену планов естественными для восприятия и представляют тот особый образно-понятийный уровень, который является знаковым для Л., — особенность лермонтовских образов и заключается в их некоем умно-созерцательном начале.

Работая над ст. «Парус», Л. заменил первую строчку «Белеет парус отдаленный», в которой делается именно пространственный акцент, на строчку из поэмы А.А. Бестужева-Марлинского «Андрей, князь Переяславский» — «Белеет парус одинокий» (гл. I, строфа XV, стих 19. Первая глава поэмы вышла анонимно в 1828 г., в 1832 г. имя автора стало известно). А.А. Бестужев-Марлинский не просто изображает одинокий парус, но дает и образ неотделимого от паруса «ясноокого «путника». Важную роль в создании образа паруса у Л. играет и возникающая поэтическая ассоциация «Паруса» со ст. М.Н. Языкова «Пловец» (1829). Литературные параллели позволяют Л. без зримого изображения пловца передать сопричастность судьбы человека судьбе паруса. Благодаря скрытому сравнению, достигаемому за счет поэтических ассоциаций и оценочных суждений лирического субъекта, парус в ст. Л. воспринимается как образ души самого поэта.

Значима взаимосвязь ключевых образов в ст. Л.: парус, буря, покой. Именно их сочетание является ключом к пониманию места ст. в христианской культуре. Образ корабля, значимый в христианстве и получивший особое развитие в эстетике романтизма, является символом Церкви Божией, тогда как апостолы уподобляются парусам. Примечательно, что евангелисты в православном купольном храме очень часто изображаются именно в частях свода, которые называются «парусами». Старший современник Л. преподобный Серафим Саровский напоминает, что в «день Пятидесятницы торжественно ниспослал Он [И.Х.] им [апостолам] Духа Святого в дыхании бурне» [2; 364–365]. И лермонтовский парус также желает приобщиться к этому высшему состоянию Божьего избранничества, он «просит бури, / Как будто в бурях есть покой!». В буре в день Пятидесятницы действительно явлен покой, ибо послан Дух Утешитель. Сам христианский храм называется покоем Духа Святого. В связи с таким символическим пониманием ст. Л. интересен поэтический перевод «Паруса» на чешский язык Йозефом Болеславом Пихлом (1818–1888): «Mořem plachta osamělá / Co holub se v mraku běla…» [6; 2]. Русский подстрочный перевод будет иметь такой вид: «В море парус одинокий / Как в облаке голубь белеет…». Чешский автор, возможно, на подсознательном уровне уловил в ст. желание поэта почувствовать веяние божественного Духа, ведь именно голубь является символом Духа Святаго. Образ облака, явившийся в тексте Б. Пихла, в религиозном сознании связан также с чудом явленности Бога в тварном мире, что усиливает обоснованность подобной ассоциации.

Ст. имеет богатую историю иллюстрирования: И. К. Айвазовский, В. М. Конашевич, М. Панов и мн. др. создали прекрасные образцы изобразительного искусства. Ст. было положено на музыку более 50 композиторами, в т.ч. Г.М. Римским-Корсаковым, А.Г. Рубинштейном, Г.В. Свиридовым, А.Е. Варламовым (на его музыку стихи прочно вошли в рус. народную культуру) [23].

Лит.: 1) Архипов В. М.Ю. Лермонтов. Поэзия познания и действия. — М.: Московский рабочий, 1965. — С. 154–175; 2) Беседа старца Серафима с Н.А. Мотовиловым о цели христианской жизни / Преподобный Серафим Саровский в воспоминаниях современников. — М.: Паломник, 1995. — С. 385; 3) Будрин В. А. «Парус» Лермонтова // «Прикамье», 1941. — № 3. — С. 113–21; 4) Гаркави А.М. Заметки о М.Ю. Лермонтове // Ученые записки Калиниградского пед. института. 1959. Вып. 6. — С.289–290; 5) Гиршман М.М. «Парус» //ЛЭ. — С. 366–367; 6) Жакова Н.К. Чешско-русские литературные связи в ХIХ веке. М.Ю. Лермонтов и чешская литература. Учебное пособие. — Л.: ЛГУ, 1967. — С. 25.; 7) Иванюк Б.П. О «Парусе» М. Лермонтова: PS. // Вопросы филологии. 2008. — №4. — С.63–70; 8) Киселева И.А. Стихотворение Лермонтова: «Парус»: поэзия духовной перспективы //Литературоведческий журнал, 2006. — № 20. — С. 40–48; 9) Коровин В. И. Творческий путь М. Ю. Лермонтова. — М.: Просвещение, 1973. — С. 44–47; 10) Кузнецов А.Ю. Интерференция трех коммуникативных позиций как эстетический маркер в тексте лирического стихотворения: («Парус» М.Ю. Лермонтова) //Актуальные проблемы современной филологии: Языкознание. Киров, 2003. — Ч. 2. — С. 93–95; 11) Курдюмова Т. Ф., Пейзаж — средство эстетич. Воспитания. — М.: Просвещение, 1965. — С. 47–50; 12) Лотман Ю.М. О стихотворении М.Ю. Лермонтова «Парус» // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. — СПб.: Искусство-СПб, 1996. — С. 548–552; 13) Маранцман В. Г. Единство субъективного восприятия и объективного смысла произв. при анализе лирич. стих. в VI классе // Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена, 1969. — Т. 375. — В. 4. — С. 97–125; 14) Москвин Г.В. Н.М. Языков и М.Ю. Лермонтов (Некоторые жанровые, мотивные и стиховые аспекты сопоставления) //«Николай Языков и русская литература» материалы научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Н.М. Языкова. Филологический факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Март 2003г., — М: МАКС Пресс, 2004; 15) Найдич Э.Э. Лермонтов. «Парус» // Поэтический строй русской лирики. — Л: Наука, 1973. — С. 122–134; 16) Пейсахович М.А. Строфика Лермонтова//Творчество М.Ю. Лермонтова. — М.: Наука, 1964. — С. 432, 434–35; 17) Реизов Б.Г. Заметки о Л., в кн.: От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона». — Л.: АН СССР, 1969. — С. 324–325; 17) Фойницкий В.Н. О возможном источнике стихотворения М.Ю. Лермонтова «Парус» // Рус.лит., 1993. — № 4. — С. 112–113; 19) Шаталов С.Е., Символ или человек? // Вопросы стилистики, 1961. — С. 25–29; 20) Щеблыкин И.П. «Пловец» Н.М. Языкова и «Парус» М.Ю. Лермонтова (сопоставительный анализ) // По царству и поэт. — Ульяновск: Средневолжский научный центр, 2003. — С. 112–117; 21) Galon-Kurkowa K. Z zagadnien kontekstu genetycznego wiersza Michaila Lermontowa “Zagiel” // Slavica wratislaviensia, № 70. — S. 19–31; 22) Самотен парус се белее: Студия. — Стара Загора, 1992. — 54 с., портр.; 23) Мархель У. У згодзе и у канфликце: Перастварэнни верша Михаила Лермантава “Ветразь” // Роднае слова, 2002. —№ 8. — С. 29–33; 23) Лермонтов в музыке: Справочник. / Сост Л.И. Морозова, Б.М. Розенфельд. —М.: Сов. композитор, 1983.– 176с.

И.А. Киселева