«ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ» (1830).

Автограф неизв. Список хранится в ИРЛИ, оп. 1, № 21 (тетр. XX), л. 17 об. Вперв. Опубл.: Саратовский листок. 1875. № 256.

Воспоминания лирического героя переносят его в те мгновенья, когда «душою беспокойной» он переживал тоску первой любви. В этом полусновидении, полувоображении чувство, испытываемое героем, имеет силу, глубину и полноту, близкие к идеальным («И деву чудную любил я, как любить / Не мог еще с тех пор, не стану, может быть…» [I; 287]).

Ст. может быть интерпретировано с учетом «Записки 1830 года, 8 июля. Ночь». «Кто мне поверит, — пишет Л., — что я знал уже любовь, имея 10 лет отроду? Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушки, кузины. — К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет 9. Я ее видел там. Я не помню, хороша собою была она или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей; он мне любезен, сам не знаю почему» [VI; 385].

Вместе с тем мечта, рожденная при «свете трепетном лампады образной», обретает черты божественного видения («… этот взор в груди моей живет;/Как совесть душу он хранит от преступлений» [I; 287]). Воспоминания о воздушности, драгоценности и в то же несбыточности мечтанья создают чувство, в котором объединены любовь к небесному и земному.

Мотив любви к созданию мечты разработан в 5-й строфе ст. «Как часто, пестрою толпою окружен» («И странная тоска теснит уж грудь мою; /Я думаю об ней, я плачу и люблю, / Люблю мечты моей созданье…» [I; 287]).

Можно услышать отдельные созвучия в разработке мотива с элегией К.Н. Батюшкова «Мечта» (1817).

Лит.:1) Роднянская И.Б. Герой лирики Лермонтова и литературная позиция поэта // Известия Академии наук СССР. Сер. лит. и яз. 1980. — Т. 39. № 2. — С. 103–115.

С.А. Дубровская