«ПОСЛУШАЙ! ВСПОМНИ ОБО МНЕ…» (1831).
Автограф — ИРЛИ, оп. 1, № 41 (альбом Н.И. Поливанова). Впервые опубликовано: «Русская старина», 1875, № 4. С. 872.
В автографе приписка Николая Ивановича Поливанова (1814–1874), приятеля Л. В годы студенчества поэта он жил с ним по соседству в Москве (Большая Молчановка, 8). По этой приписке можно судить о дате и обстоятельствах написания ст.: «23-го марта 1831 г. Москва. Михаила Юрьевич Лермонтов написал эти строки в моей комнате во флигеле нашего дома на Молчановке, ночью; когда вследствие какой-то университетской шалости он ожидал строгого наказания. Н. Поливанов». Рукой Л. в текст внесены поправки. Им были вставлены слова «эти строки» и по стертому написано: «он ожидал строгого наказания». Подробности «университетской шалости», «маловской истории» описаны в «Былом и думах» А.И. Герцена (1 часть, 6 глава). 16 марта 1832 г. профессор уголовного права Малов Михаил Яковлевич (1790–1849) за свое грубое отношение к студентам был изгнан ими из аудитории. Конфликт вылился в открытую студенческую демонстрацию. Л. не был наказан за участие в этих событиях. В ст. «Послушай!…» фактическая основа показана очень обобщенно.
Это ст. тематически близко к стихам «Романс к И…» (1831), «Настанет день — и миром осужденный…» (1831). В них также лирический герой, отправляясь на чужбину, ищет понимания и сочувствия не у света, «толпы людей», «мира», а у друга или любимой. Так, в «Романсе к И…» он верит, что хотя бы в одном сердце он будет жить: «Чтоб я сказал в земле изгнанья: / Есть сердце, лучших дней залог, / Где почтены мои страданья, / Где мир их очернить не мог» [I; 187]. В ст. «Настанет день — и миром осужденный…» герой просит близкого ему человека почтить его «холодный прах», но даже в друге он подозревает предательство: «Но если, если над моим позором / Смеяться станешь ты / И возмутишь неправедным укором / И речью клеветы / Обиженную тень…» [I; 241]. Среди этих произведений «Послушай!…» наиболее эмоционально спокойное, здесь нет резкого противопоставления героя и толпы, его изгнавшей. Лирический герой надеется, что память о нем сохранит его друг: «…и тайно грудь / Вздохнет — и вдруг заплачут очи; / И молвишь ты: когда-то он, / Здесь, в это самое мгновенье, / Сидел тоскою удручен / И ждал судьбы своей решенье!» [I; 176]. Одиночество лирического героя способно скрасить осознание силы дружбы, памяти о нем. Последняя строфа ст. проникнута светлой грустью.
Лит.: 1) Динесман Т.Г. «Настанет день — и миром осужденный…» // ЛЭ. — С. 334; 2) Голованова Т.П. «Романс к И…» // ЛЭ. — С. 474; 3) Кирпотин В.Я. «Неведомый избранник» // Жизнь и творчество М.Ю. Лермонтова. Сб. 1, — М.: ОГИЗ, 1941. С. 18–19; 4) Мотивилов Н.Н. «Послушай! Вспомни обо мне» // ЛЭ. — С. 437; 5) Поливанов В.П. М.Ю. Л. // Русская старина, 1875. — Т. 12, № 4. — С. 812–814; 6) Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. — М. — Л.: АН СССР, 1961. — С. 294.
Н.В. Михаленко