«ПРОРОК» (1844).

Автограф — РНБ, Собр. рукоп. Л., № 12 (Записная книжка, подаренная В.Ф. Одоевским). Черновой автограф карандашом — там же. Впервые опубликовано: «Отеч. зап.», 1844, № 2, отд. I, с. 197.

Одно из итоговых и наиболее значимых ст. Л. (1841), обращенное к теме пророческого служения поэта и имеющее глубокую эстетическую и религиозно-метафизическую, философскую содержательность. Тема, «актуальная для романтизма и встречающаяся у Ф.И. Глинки и В.К. Кюхельбекера» [4; 449], обрела у А.С. Пушкина и его преемника Л. предельное философско-символическое наполнение, обнаруживающее этический пафос и «религиозное беспокойство» (Н. Бердяев) русской литературы XIX в. Одновременно означенная тема манифестирует тему поэта и поэзии, представленную в таких стихах Пушкина, как «Поэт», «Поэт и толпа», «Поэту», «Памятник», а также «Поэт», «Журналист, читатель и писатель», «Смерть поэта» — Л. Однако именно в ст. «Пророк» названные темы получают ветхозаветный смысловой контекст в его взаимодействии с евангельской метафизикой. Очевиден при этом мыслительный диалог двух великих русских поэтов, постигающих сокровенный, религиозный, смысл художественного творчества. Для Л. как «одного из самых религиозных наших поэтов» [2; 334], «выразителя русского национального религиозного настроения»[3; 3] вера стала средством преодоления трагизма земного бытия. Именно неуспокоенность и совестливость художественного гения Л. сделала его национальным поэтом, зримо выявившим «религиозные корни» русской культуры в целом. Признание в Пушкине и Л. великих национальных писателей, укорененных в православном мирочувствовании, объективирует в их творчестве стремление задать ценностные ориентиры бытия личности, ведь «искусство создает новую форму как новое ценностное отношение к тому, что стало действительностью для познания и поступка»[1; 30]. В творчестве великих поэтов в полной мере состоялась важнейшая функция эстетического познания мира — прозрение истины. Наиболее полно их эстетика осуществила себя как система ценностных отношений человека к миру.

Обращение к ст. Пушкина «Пророк» со всей очевидностью обнаруживает библейский контекст, причем ключевым символическим смыслом наполняется образ пустыни с присущей ему идеей «духовной жажды» (Ис.,21:1; Пс., 41:3; 62:2; Иоан., 4:15). Означенный образ вводит стратегическую идею пророческого служения — взыскание истины о человеке и мире в свете Божественного знания. Тема мистического знания о человеке и мире реализуется в проповеднической миссии пророка. У Пушкина актуализирована тема духопрозрения, у Л. же — тема трагического противостояния пророка миру, «лежащему во зле» (Иоан. 7:7). Драматизм проясняемой темы очевиден уже в первой строфе лермонтовского ст.: «С тех пор как Вечный Судия / Мне дал всеведенье пророка, / В глазах людей читаю я / Страницы злобы и порока». [II; 212] Так уже в самом начале Л. создает апокалиптический образ бытия с центральной для него темой Страшного Суда. Слово суровой правды о человеке и мире пророк Л. облекает в форму «чистого ученья» любви и правды. Ветхозаветная тема грозных предзнаменований согласуется с евангельской идеей спасительной жертвенной любви Бога к человеку: «Провозглашать я стал любви / И правды чистые ученья: / В меня все ближние мои / Бросали бешено каменья». [II; 212] Однако торжество целомудренной любви к Богу и ближнему неизбежно утверждает себя через преодоление вражды, что вводит евангельскую тему неизбежного страдания того, кто избрал путь противостояния злу. Не случайно «из ветхозаветных пророков лермонтовского традиционно сближают с пророком Иеремией» [5; 142]. Пророк Л. в своем противостоянии миру смиренно выбирает удел аскетического пустынножительства, уединенного общения с Богом: «Посыпал пеплом я главу / Из городов бежал я нищий, / И вот в пустыне я живу, / Как птицы, даром Божьей пищи» [II; 212].

Тема пророческого служения выстраивается в контексте аллюзий из Нагорной проповеди Спасителя, где нищета («Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное» (Мтф. 5:3)) утверждает христианскую идею, что главное богатство мира — Премудрость Божия: «Собирайте себе сокровища на небе, «…» ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мтф. 6:20–21). Не случайно Л. рифмует «нищий» — «пища», вводя тему хлеба духовного: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мтф. 5:6). Уподобление пророка птицам актуализирует идею духовного спасения через приобщение к Божественной мудрости. Напряженная вертикаль между миром «горним» и «дольним» преодолевается в радостном согласии земного мира с небом и звездами: «Завет Предвечного храня, / Мне тварь покорна там земная; / И звезды слушают меня, / Лучами радостно играя». [II; 212]

«Шумный град», отрицающий Божьи заповеди, охарактеризован через «самолюбивую» улыбку старцев, ослепленных ненавистью и злобой. Автор обильно использует восклицательные знаки и глаголы повелительного наклонения, обнаруживая эмоционально-смысловой нерв позиции человека, не принимающего слово любви и истины. Возникающий в финале образ пророка обнаруживает в себе черты иконографического облика Иисуса Христа: «Смотрите ж, дети, на него:/Как он угрюм, и худ, и бледен!/Смотрите, как он наг и беден,/Как презирают все его!» [II; 213] Аскетическая красота, явившая миру через унижение и страдание победу добра и любви над враждой и злом, жизни вечной над смертью и тлением, неумолимо утверждает взыскуемый пророком образ Царствия Небесного: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное» (Мтф. 5:10). Т.о., пророческое служение добру и истине утверждает у Л. бесспорное торжество Царствия Небесного в судьбах человека и мира. Ценностные перспективы бытия тяготеют к предельной абсолютизации идеи спасения человека, влекущегося к согласию с Богом и духовному бессмертию.

Лит.: 1) Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М.: Худ. лит., 1975. — 504с.; 2) Бердяев Н.А. О характере русской религиозной мысли XIX века //Современные записки. Париж, 1930. — №42. — С. 311–342; 3) Ключевский В.О. Грусть. Памяти М.Ю. Лермонтова // Русская мысль. 1891. — №7. — С.1–18; 4) Миллер О.В. Пророк // ЛЭ. — 449–450.; 5) Ходанен Л.А. Миф в творчестве русских романтиков: монография./Л.А. Ходанен. — Томск: Издательство Томского гос. Ун-та, 2000. — 320с.

О.П. Евчук