«РУСАЛКА» (1832).

Автограф хранится в ИРЛИ, оп. 1, № 21а (казанская тетрадь), л. 10 об. Копия, совпадающая с автографом, хранится в ИРЛИ, оп. 1, № 15 (тетрадь XV), л. 1. Впервые появилось в журн. «Отеч. зап.» за 1839 г. (т. 3, № 4, отд. III, стр. 131–132) без даты. Датировка 1832 годом указана по нахождению автографа в казанской тетради. В «Стихотворениях М. Лермонтова» 1840 года (СПб., 1840, с. 49–51) датировано1836 г.

Ст. раннего периода творчества считается «одним из высших эвфонич. достижений в лирике молодого Л.» [28; 481]: «стройная ритмическая структура «Русалки», в связи с соответствующей строфической композицией и искусной евфонической организацией, делает это стихотворение одним из самых музыкальных и мелодичных в нашей поэзии» [41; 273–274]. Ст.. не только иллюстрировали знаменитые художники: М.А. Врубель, М.А. Зичи, А.Д. Кившенко, В.М. Конашевич, Д.И. Митрохин, И.Е. Репин, но положили на музыку композиторы: Н.П. Огарев, Х.Г. Пауфлер, П. Виардо-Гарсиа, А.Г. Рубинштейн, Б.А. Фитингоф-Шель, В.М. Богданов-Березовский, С.Е. Фейнберг и др. В.Г. Белинский относил «Русалку» к числу «чисто художественных ст. Л., в которых личность поэта исчезает за роскошными видениями явлений жизни». По мнению критика, «эта пьеса покрыта фантастическим колоритом, и по роскоши картин, богатству поэтических образов, художественности отделки составляет собою один из драгоценнейших перлов русской поэзии» [2; 51]. В рамках поэтики романтизма (двоемирие) «в ст. создан целостный образ идеально-прекрасного мира, где и пейзаж, и облик персонажей, и все формы, краски, звуки выступают не в своем прямом значении, а скорее как знаки, символы «запредельной», сказочной красоты» [28; 480]. В произведении показана трагедия «витязя чужой стороны» [II; 66] и высвечена главная идея произведения: «в соприкосновении двух миров — мира человека и мира природы — тот, кто попал из своего мира в чужой, погиб» [23; 17]. Русалка пытается разбудить витязя, окружая его заботой и лаской от мертвого «сна», кот. на самом деле является смертью: она не имеет ни малейшего представления о смерти, так как она находится в ином, хтоническом пространстве, где смерти нет, ей представляется, что витязь просто спит и потому не отвечает на ее ласки:

Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,
Остается нон хладен и нем;
Он спит, — и склонившись на перси ко мне,
Он не дышит, не шепчет во сне!.. [II; 66].

Однако тайна жизни утонувшего юноши, как и тайна его смерти, остается неразгаданной: в ирреальном мире русалки реальность смерти показана как сновидческая. В ст. мотив сна — смерти соотносится с «темой безответности чувства (один человек не понимает, «не слышит» другого)». [28; 480]. Самая русалка не только часть лунного пейзажа, на фоне которого разыгралась драма человеческой жизни, но полноправный участник песенного монолога, кот., будучи направлен на конкретного адресата, представляет собой скрытый диалог. Несмотря на то, что «балладный сюжет здесь не развернут; лирическая ситуация дана как статическая: любовное влечение русалки к прекрасному мертвому витязю» [28; 480], в произв. развита поэтика чудесного: таинственное происшествие, (жанровый признак баллады) простота и лаконичность повествования, драматичность, но основой жанра в ст. становится связь традиционных фольклорных образов в их трансформации и взаимодействии. Л. по-новому осмысляет фольклорный сюжет с доминирующим русалочьим мотивом: «в балладе не человек, а русалка оказывается во власти таинственной страсти» [12; 324]. Поскольку в синтетическом жанре баллады, сочетающим в себе лирику и эпос, доминирующим является лирическое повествование, то в лерм. балладе представляется важным не столько изображение событий, сколько передача чувств: страстной увлеченности русалки противопоставлена холодность уснувшего мертвым сном прекрасного витязя: ведь «основная функция баллады — вызвать глубокие эмоции. Баллада стремится внушить чувства и всегда лирически окрашена, достигая этого многими эффектами: музыкальным сопровождением, обилием словесных повторов, скрытой развязкой, аллегорией, лирическими формальными приемами на различных уровнях» [27; 9].

Ст. представляет собой 4-стопный трехдольник [34], с чередующимся с 3-стопным, в котором «две ритмические волны — амфибрахическая (охватывает 16 строк) и анапестическая (12 строк), [40; 273]: «амфибрахическая струя стихотворения «Русалка», характеризующаяся, в общем, плавностью и неторопливостью звукового течения, связана по преимуществу с образом русалки и с ее песней, а анапестическая струя, отличающаяся более быстрым движением, — с рассказом автора. Следовательно, здесь устанавливается известное соответствие между ритмическим рисунком стиха и его тематическим, образно-идейным смыслом» [40; 273]. «Ст. выдержано в единой и плавной лирич. интонации, поддержанной единоначатиями и замыкающейся повторением в концовке начальной строфы» [27; 481]. Поэтому «Русалка» — «одно из высших эвфонич. достижений в лирике молодого Л. Музыкальность стиха создается отсутствием экспрессивно звучащих согласных, накоплением плавных сонорных (плыла, голубой, луной). Единству мелодич. линии не мешает свободное сочетание в ст. анапеста с амфибрахием (с преобладанием последнего)» [29; 481]. «Песня русалки занимает большую часть стихотворения — четыре строфы из семи» [43; 72]: поэт акцентирует внимание на магизме голоса русалки, обладающей как мифологическое существо определенными колдовскими чарами: «Русалка поет уже на берегу — над рекой. Она, стало быть, находится на земле. Под ней — река, пространство воды. Над ней — небо, облака, отражаемые водой. Все три стихии — Земля, Вода и Небо — глядятся друг в друга, соприкасаются друг с другом и даже отражаются друг в друге, но слиться им не дано » [42; 75]. В мире, где царит гармония и красота, молодой витязь, пребывая в статичном состоянии, вносит определенный разлад в подводном царстве: «Русалка несет в себе смутное воспоминание об ином мире. Она любит, и это приближает ее к земным девушкам. Но предмет ее любви не может жить в той стихии, где живет русалка. Он принадлежит миру земли, здесь, под водой, он хладен и нем» [43; 73]. Не только витязь «добыча ревнивой волны» [II; 67], но и она — жертва своей любви (ее образ стремится к интенсивной динамике, к деятельной любви, а витязь статичен) и потому русалка несчастна в своей подводной стихии, «полна непонятной тоской; …» [II; 66], которую вызывает безответная холодность молодого витязя. В ст. Л. «показывает невозможность соединения человека и окружающего мира», это и вносит трагический разлад между земным и неземным миром. [9; 144]. В Л. балладе любовь мифического существа становится изнанкой земного бытия: «ласки и любовь русалки — это объятия смерти, это вхождение в мир, в котором для человека нет речи, нет дыхания» [37; 97].

Мир русалки полон ярких красок, причем в описании надводного мира автор использует тонкое сочетание холодных цветов: голубого с серебристым, а подводный мир наполнен цветовой гаммой теплого песочно — золотого, ассоциируемого не только с золотом, но и с солнцем, а, значит, и с жизнью. Для создания цветовой образности поэт использует множественные колоративы:

И пела русалка: «На дне у меня
Играет мерцание дня;
Там рыбок златые гуляют стада,
Там хрустальные есть города.
И там на подушке из ярких песков,
Под тенью густых тростников,
Спит витязь, добыча ревнивой волны,
Спит витязь чужой стороны». [II; 66–67].

Необычный звуковой ритм, используемый для передачи плавного колыхания морской волны: «словно бы повторяет движение волны — накат-откат. Именно мелодика стиха, удивительные созвучия (аллитерация на [л], [л’], [с], [с’]) помогает точно передать это движение» [42; 72].

Таким образом, за внешней мифологичностью балладноромантической поэтики и фольклорной традицией, в произв. Л. создана цельная картина миропорядка, в которой осмыслена тайна любви и смерти, что насыщает «Русалку» непреходящим онтологическим смыслом.: автор в юношеском максималистическом взгляде на мир «вполне разделяет непонятную тоску русалки. Поэт не может до конца смириться с фактом внезапного исчезновения живой жизни в человеческом теле и безропотно принять смерть как органичную часть человеческого существования» [31; 79]. Трагический разрыв между мирами становится трагедией одинокого существования русалки.

*Лит.: 1)Анненкова, Е. И. Семантика цвета в лирике Лермонтова / Е.И. Анненкова.// Лермонтовские чтения-2012. Лермонтов и изобразительное искусство: сборник статей. Ком. по культуре Санкт-Петербурга, С.- Петерб. гос. бюджет. учреждение культуры «Межрайон. централиз. библ. система им. М.Ю. Лермонтова»; [ред. совет: С.С. Серейчик и др.]. — Санкт-Петербург: Лики России, 2013. — 247 с. — С .162–174; 2)Белинский В.Г. Полное собр. соч. в 12 тт. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1903. — Т. 6. — С. 51; 3)Верба Н.И. О претворении «русалочьей тематики» в культуре эпохи романтизма // Музыкальная культура глазами молодых ученых: Сборник научных трудов. Вып. 5. — СПб.: Астерион, 2010. — С. 27–32; 4)Верба Н.И. К проблеме пересечения архетипов сюжетов о морских девах с мировоззренческими константами эпохи романтизма// Общество. Среда. Развитие (Terra Humana) — Вып. № 2. — 2012 — С.124–128; 5)Виноградова Л.Н. Вода // Славянские древности: этнолингвистический словарь в 5-ти томах / Под ред. Н.И. Толстого. Т.1.: А-Г. — М.: Международные отношения, 1995. — С. 386–390; 6)Виноградова Л.Н. Русалка // Славянская мифология: Энциклопедический словарь. — М.: Эллис — Лак, 1995. — С. 337– 339; 7) Власова М. Русалка // Власова М. Русские суеверия. СПб.: Азбука, 2000. — 672 с. — С.448–464; 8)Гаврилов Д.А, Наговицын А.Е. Боги славян. Язычество. Традиция. — М.: Рефл-Бук, 2002. — 464 с. — С. 109–111; 9)Грушевская К.И. Семантический объем образов змеи и русалки в художественном мире М.Ю. Лермонтова// Русский язык и межкультурная коммуникация. — 2005. — №1. — С. 143–144; 10)Ермоленко С. И. Специфика балладного аллегоризма М.Ю. Лермонтова / Свердл. гос. пед. ин-т. — Свердловск, 1986. — 16 с. — Деп. в ИНИОН АН СССР. 24.04.86, № 25055.; 11)Ермоленко С. И. Мифологические баллады М. Ю. Лермонтова:== [«Русалка», «Дары Терека», «Морская царевна», «Тамара»]== // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX — начала XX веков: Сб. научн. тр. / Свердл. гос. пед. ин-т. Свердловск, 1986. — С. 22–33; 12)Ермоленко С. И. Жанровая специфика поздней баллады М. Ю. Лермонтова // Проблемы литературных жанров: Материалы V научн. межвуз. конф. 15–18 окт. 1985 г. / Том. ун-т; Под ред. Ф. З. Кануновой, Н. Н. Киселева, А. С. Янушкевича. Томск, 1987. С. 53–54; 13)Ермоленко С.И. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы. Екатеринбург, 1996. — 421 с.; 14)Жижина А. Д. Два стихотворения М.Ю. Лермонтова: [«Русалка» и «Морская царевна»]: (К вопросу о характере философ. осмысления действительности) // М.Ю. Лермонтов: Проблемы идеала: Межвуз. сборник научных трудов. Куйбышев; Пенза, 1989. — С. 49–56; 15)Журавлева А. И. Влияние баллады на позднюю лирику Лермонтова // Вестник МГУ. Сер. 9: Филология. 1981. — № 1. — С. 13–20; 16)Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии: умершие неестественною смертью и русалки. — М.: Индрик, 1995. — 432 с.; 17)Иванов В.В. Русалки // Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. — Т.1. — М.: Советская энциклопедия, 1980. — Т.2.; С. 390; 18) Копылова Н. И. Фольклорный эпитет и стиль романтических баллад и поэм первой трети XIX в. // Поэтика искусства слова. Воронеже{: Изд-во Воронеж. ун-та, 1978. — С. 49–58; 19)Крюкова Н. Русалка и другие мифологические образы в народном творчестве. Исследовательская работа. — Саров, 2006. — 24 с.; 20)Киселева И.А. Онтология стихии в духовном мире Лермонтова // Вестник МГОУ. Серия «Философские науки». 2011. — №4. — С. 111–115; 21) Левченко О.А. Сюжеты русской романтической баллады // Стилистический анализ художественного текста: Межвуз. сборник научн. трудов. / Смолен. пед. ин-т. Смоленск, 1988. — С. 108–111; 22) Матасова У.В. Мотив водной девы в творчестве немецких и русских писателей эпохи романтизма. Автореф. дис… канд. филол. наук. Нижний Новгород, 2011. — 24 с.; 23) Милевская Н.И. Фольклоризм М.Ю. Лермонтова: Автореф. дис… д-ра филол. наук / Моск. пед. ин-т им. В.И. Ленина. — М., 1990. — 16 с.; 24) Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. — М.: Наука, 1975. — 191 с.; 25) Мурашов А. А. Эволюция звукового начала как темы лирики М.Ю. Лермонтова / Моск. обл. пед. ин-т им. Н.К. Крупской. — М., 1988. — 32 с. — Библиогр.: С. 31–32. — Деп. в ИНИОН АН СССР. 19.08.88, № 35220.; 26)Мерилай А. Вопросы теории баллады. Балладность // Ученые записки Тартуского ун-та. Поэтика жанра и образа. Труды по метрике и поэтике. 1990. — Вып. 879. — С. 3–16; 27)Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса) // Тыняновский сборник. Четвертые Тыняновские чтения. — Рига, 1990. — С. 133–144; 28)Назарова Л.Н. «Русалка»// ЛЭ. — С. 480–481; 29)Нахапетов Б.А. Образ морской волны в поэзии М.Ю. Лермонтова: К 185-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова/ Б.А. Нахапетов // Литература в школе. — 1999. — №7. — С.16–20; 30) Нестор (Кумыш), игумен. Тайна Лермонтова. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, Нестор-История, 2011. — 340с. — С.78–79; 31)Парсамов С. С. Демонология водной стихии. «Хозяева воды» в фольклоре. — Кировоград: Кировогр. гос. пед. ин-т им. В. К. Винниченко, 1995. — 396 с.; 32) Субботина М.В. Символические образы в лирике М.Ю. Лермонтова и А.А. Блока: (Сопоставит. анализ) : автореф. дис. … канд. филол. наук / Субботина М.В. ; Воронеж. гос. ун-т им. Ленинского комсомола. — Воронеж, 1989. — 19 с.; 33)Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция, вопросы поэтики: Архетипы «женского начала» в русской литературе ХIХ — начала ХХ вв. Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Бунин: диссертация … доктора филологических наук: 10.01.01 Иваново, 2001 — 310 c; 34)Федотов О.И. О метрическом и ритмическом строе трехсложников с вариацией анакруз: на примере лермонтовской «Русалки»//Формальные методы в лингвистической поэтике: Сборник научных трудов, посвящ. 60 — летию проф. С.–Петербургского ун-та М.А. Красноперовой./ С.– Петербургский ун-т. — СПб.: 2001. — С. 114– 123; 35) Ходанен Л.А. Русалочий мотив в творчестве М.Ю. Лермонтова и Н.В. Гоголя / Л.А. Ходанен // Н.В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепция). Сб. статей. Вып. 1. — Томск: Изд-во ТГУ. — 2007. — С.231–247; 36)Ходанен Л.А Баллада «Русалка» и «русалочий» мотив в творчестве М.Ю. Лермонтова// Ставрополь, Ставропольский гос. пед. ин-т, 1994. — С. 11–25; 37)Ходанен Л.А. Фольклорные и мифологические образы в поэзии М.Ю. Лермонтова. Кемерово: Кемеровский ун-т, 1993. — 116 с.; 38)Ходанен Л.А. Фольклорное слово в поэзии М.Ю. Лермонтова/ Л.А. Ходанен// Язык в контексте гуманитарных знаний. Сборник статей.- Великий Новгород: Изд-во НовГУ им. Ярослава Мудрого. — 2008. — С. 123–134; 39) Ходанен Л.А. Культурные мифы в русской литературе второй половины XVIII — начала XIX вв. Рецензия./ Л.А. Ходанен // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета технологии дизайна. Периодический ынаучный журнал. Серия Искусствоведение. Филологические науки. 2011. — №2. — С.79– 83; 40)Шувалов С. В. Мастерство Лермонтова // Жизнь и творчество М.Ю Лермонтова: Исследования и материалы: Сборник первый. — М.: ОГИЗ; Худ. лит., 1941. — С. 251–309.; 41) Янушкевич Я.С. Мотив луны и его русская традиция в литературе XIX века // Роль традиции в литературой. жизни эпохи: сюжеты и мотивы. Новосибирск, 1995. — С. 53–61; 42) Яматина С. Образ русалки в русской лирике XIX–XX веков// Санкт-Петербург, Пушкин, Гоголь и мировая культура: Материалы международн. юношеской научной конференции. — СПб.: КПО «Пушкинский проект», 2010. — С.60–93.

О.В. Сахарова