«СЛАВА» (1830 или 1831).

Автограф неизв. Копия хранится в ИРЛИ, оп. 1, № 21 (тетрадь XX), л. 32–32 об. Впервые опубликовано в журн. «Северный вестник» за 1889г. (№ 3, отд. I, С. 90–91).

Ст. раннего Л. (1830 или 1831) — поэтическая декларация темы творчества, в кот. отразилось не только «настойчивое желание юного поэта определить свое отношение к лит. славе» [9; 508], но и глубоко философские размышления автора о славе и тщеславии, о ценностях поэтического мастерства, мучительный поиск своего места в мире. Романтический мотив трагического противостояния одинокого поэта и льстивой толпы, ее неблагодарность, «вероломство» и непостоянство, обретает черты глубокого философского обобщения: поэт понимает, что «вдохновенный труд», «повествованье горькой муки» [I; 306], не будет оценен людьми, а выстраданные поэтические слова, написанные кровью сердца, невозможно измерить в «кратких похвалах» [I; 306]. Автор не считает ничего земное вечным: в произв. драматическим аккордом звучит мотив изменчивости бытия, соотносимый с библейскими сентенциями о кратковременности всего земного, сотворенного человеком: «Все кратко на шару земном» [I; 306]. (Ср.: ««Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно». (2 Кор. 4: 17–18); «…что такое жизнь ваша? Пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий » (Иак. 4; 14); «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8: 18); Их конец – погибель, их Бог — чрево, и слава их – в сраме, они мыслят о земном» (Фил. 3: 18–20); «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями: как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается» (Иов 14: 1–2); «…Потому что странники мы пред Тобою и пришельцы, как и все отцы наши, как тень дни наши на земле, и нет ничего прочного» (1 Пар. 29, 15) и др.)

Мотив духовного одиночества переплетается с мотивом богодухновенности поэтического дара: для Л. дороже всего «небес живые звуки» [I; 306], кот. он стремится уловить, напряженно вслушиваясь в голоса земного бытия, чем слава людская, изменчивая и неблагодарная, коронующая своего очередного литературного «кумира»:

Другой заставит позабыть
Своею песнию высокой
Певца, который кончил жить,
Который жил так одинокой [I; 307].

Смена поколений, утрачивающих уважение к памяти прошлых лет, обречена на духовное обнищание. Л. был глубоко убежден, что поэтический креативный дар — это дар Бога — Творца, за кот. автор даст Ему строгий отчет, а самый дар гениальности — это прежде всего большая ответственность перед Богом и перед собой. В поэтич. мире Л. художник слова, отторгнутый от бытовых реалий, непонятый и осмеянный бездарной толпой, вынужден переживать глубоко личностную трагедию одиночества. Толпа, по слову Апостола Павла, обладает «лжеименным разумом» (1Тим. 6: 20), восстающим «против познания Бога» (2Кор. 10: 5), мудрости, кот. в «суете ума» (Еф.4: 17) восстает против познания Бога и познания истины Христовой. «Святое вечности зерно» зримо присутствует в душе лермонтовского героя, кот. выражается в мучительном поиске совершенства в земном измерении. «К обычным для раннего Л. мотивам одиночества поэта, разобщенности с окружающим миром, его несправедливого «суда», здесь прибавляется важное признание, свидетельствующее о серьезном отношении юного Л. к своему поэтическому труду» [9; 508]: «К чему ищу так славы я? / Известно, в славе нет блаженства, / Но хочет все душа моя / Во всем дойти до совершенства» [I; 306]. Поэт в русской традиции идет тернистым путем, пробуждая в людях совесть, «глаголом жжет сердца людей» (А.С. Пушкин): «именно после Пушкина возникает центральная идея классической русской литературы: идея мессианского назначения писательства» [4; 346], кот. позднее сформулирует и всеохватно реализует в поэтическом контексте гениальный ум Л. «Русская литература не любование красотой, не развлекание, не услужение забаве, а именно служение, как бы религиозное» (И. Шмелев). Л., как и всякий «русский писатель не кичился своим талантом, ибо видел в нем не личное достоинство, а Божий Дар, данный ему свыше. По отношению к этому дару он, как и всякий смертный человек, испытывал высокое, почти религиозное благоговение» [6; 169]. Т.о., уже в произв. раннего периода, поэт ставит глубоко философскую проблемы духовного предназначения поэта, соотношения славы земной и славы небесной, кот. в позднем творчестве будет репрезентированы в мотиве пророческого служения («Пророк»).

¬_*Лит.:*1)Богданович О.В. Эволюция темы творчества в рус. лирике перв. трети XX века (В.Я. Брюсов, А.А. Ахматова, Б.Л. Пастернак). Автор. дис… канд. филол. наук. Магнитогорск, 2008. — 21 с.; 2)Влащенко В. «Из пламя и света рожденное слово»: [опыт соврем. интерпретации лирики М.Ю. Лермонтова] // Литература — Первое сентября. — 2005. — № 8. — С. 36–43; 3)Вацуро В.Э. Ран. лир. Лерм. и поэтич. традиц. 20-х гг. //Русская литература — 1964. — № 3. — с. 46–49; 4) Виролайнен М.Н. Культурный герой нового времени //М.Н. Виролайнен Легенды и мифы о Пушкине. СПб, 1999. — 480 с.; 5)Злочевская А. Загадки и парадоксы лирического «я» в поэзии М.Ю. Лермонтова//Литература. — Первое сентября. — 2008. — № 9. — С. 42–46; 6)Лебедев Ю.В. Русская классическая литература ХIХ века и Православие. В контексте «Писем о подвижнической жизни» Святителя Игнатия (Брянчанинова) //Духовный собеседник. — 2000. — №2.(22) — С. 166–172; 7) ипич В.В. Пушкинская и лермонтовская разновидности русского романтизма в их художественно — эстетическом своеобразии. Дис…. д-ра филологич. наук. — М., 2005 — 472 c; 8)Макогоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин. Л.: Советский писатель, 1987. — 400 с.; 9)Миллер О.В. Слава// ЛЭ. — С. 508; 10) айдич Э. Лермонтов и Пушкин // Звезда. 1987. — № 2. — С. 17–20; 11) додов Б.Т. М.Ю. Лермонтов. Художественная индивидуальность и творческие процессы, Воронеж, 1973.– С. 63–64; 12)Хубларова Д. М.Ю. Лермонтов о назначении поэта и поэзии: готовимся к сочинению.//Литература — Первое сентября. — 2004. — № 14. — С. 26._

О.В. Сахарова