«СПОР»(1841).

Беловой автограф — РГБ (из архива Ю.Ф. Самарина). Написав «Спор» в апреле 1841г. в Москве, Л. подарил беловой автограф Самарину (см. письмо Ю.Ф. Самарина к И.С. Гагарину от 3 августа 1841г. и запись его в дневнике 1841 — Соч. Самарина, т. 12, М., 1911, с. 55–57). Имеются также черновой (карандашом) и беловой с поправками (чернилами) автографы — РНБ, собр. рукописей Л., № 12 (записная книжка, подаренная Л. В. Ф. Одоевским), лл. 2, об. — 5 и 6–7. Впервые«Спор» был опубликован в журнале«Москвитянин»(1841, ч. 3, № 6, с. 291–294).

«Спор» — одно из ст.заключительного периода творчеств аЛ., получивших признание и высокую оценку исследователей XIX и ХХ вв. Д.Н. Овсянико-Куликовский писал о нем как о произведении «высокого лиризма и выдающегося поэтического достоинства»[11, 46]. Л. в «Споре» вновь обращается к теме Кавказа, и сам факт постоянного обращения мысли поэта к нему показывает, насколько сильным было обаяние этого края и его воздействиена воображение поэта.

«Проблематика «Спора» тесно связана с идейной борьбой и исканиями общественно-исторической мысли лермонтовской эпохи, — пишет И.Е. Усок в статье, посвященной балладе. — Стихотворение охватывает целый круг вопросов, актуальных для 30–40-х гг. 19 в.: историческое предназначение России; Восток и Запад; цивилизация и природа и др. Различное отношение именно к этим вопросам развело (в дальнейшем) славянофилов и западников. «”Спор”<…> можно рассматривать как художественно-обобщенное поэтическое высказывание, проникнутое тревожившими поэта философско-историческими идеями века» [14; 525]. Отметим важную особенность лермонтовского видения исторической ситуации 30-х годов XIX в.; «…при расхождении со славянофилами у поэта имелись с ними и точки соприкосновения. Характерно уже то, что в «Споре» принимают участие не Восток и Запад, а Восток и Север. Здесь заключен намек на самобытность российского развития, которое Лермонтов вовсе не отрицает и от которого не отказывается»[7; 57].

В примечаниях и комментариях к ст.в изданиях сочинений поэта XX в. лермонтоведы, как правило, концентрировали внимание на событиях военной истории: «В стихотворении, написанном в форме аллегорической баллады, Л. говорит о завоевании Кавказа Россией, — читаем в 4-х томном собрании сочинений Л. (1958). —В оценке событий Лермонтов был близок тем кругам грузинской интеллигенции, с которыми он общался во время первой ссылки. Значительная часть этой интеллигенции признавала прогрессивное влияние русской экономики и культуры на жизнь народов Кавказа и видела в России мощного союзника в борьбе против внешних врагов (ср. поэму Бараташвили «Судьба Грузии», 1839 и его ст, «Могила Царя Ираклия», 1842)»[8; 706]. Есть среди комментариев «Спора» и не совсем точные формулировки: «Среди кавказских стихотворений и поэм Л. баллада „Спор“ занимает особое место: здесь, в противоположность обычной для Лермонтова романтической трактовке Кавказа (гимн природе и вольности), воспевается победа человека над природой (выделено мною — Г.Б.), и, сверх того, прославляется сила русского оружия, покоряющего Кавказ» (выделено мною — Г.Б.) [9;345].Мнения исследователей баллады весьма точно обобщил иг. Нестор: «Некоторые исследователи <…> склонны были видеть в споре Казбека и Эльбруса отражение лермонтовской надежды на победоносное завоевание Кавказа русским полководцем Ермоловым. Другие усматривали в этом стихотворении отражение взгляда поэта на одряхлевший и обессилевший Восток и указание на особую миссию России в судьбах человечества» [6; 54]. Думается, содержание баллады сложнее.

Ст. представляет собой диалог двух гор — Шат-горы и Казбека. «Седовласый» Шат предупреждает соседа, что он может быть покорен Востоком, но Восток не пугает Казбека: он объят сном, не агрессивен, не воинствен, как раньше. Сон — своеобразный символ восточного образа жизни, ленивого, праздного, привыкшего к роскоши. «Дряхлый» Восток не может покорить Казбек — слишком мало у него сил, нет движения, воли к победе. Подлинную угрозу для Казбека, оказывается, представляет Север, откуда движутся несметные полки воинов:

От Урала до Дуная,
До большой реки,
Колыхаясь и сверкая,
Движутся полки…[II; 193]

Автор не случайно сравнивает наступающие на Кавказ армии с тучами («Страшно — медленны, как тучи…») — силы Кавказа и наступающего противника настолько неравны, что исход противостояния ясен с самого начала. Казбек «грустным взором» окидывает «племя гор своих» — наступающая цивилизация, безусловно, победит первобытную природу и образ жизни. Казбек вынужден будет покориться северному соседу:

Шапку на брови надвинул —
И навек затих…[II; 193–194]

Ст. Л. следует истолковывать не только как оценку реальных событий, происходящих на Кавказе в конце 30-х годов XIX века, а как проблему историко-философскую и нравственную– противопоставление разных укладов жизни, разных культур. Первобытная культура, мыслит Л., неизбежно уступает цивилизации, «сон» уступает место движению, праздность — стремлению к активному действию. «Веют белые султаны, / Как степной ковыль, / Мчатся пестрые уланы, Подымая пыль; / Боевые батальоны / Тесно в ряд идут, / Впереди несут знамены, / В барабаны бьют; / Батареи медным строем / Скачут и гремят, / И, дымясь, как перед боем,/Фитили горят» [II; 195] — все эти «привычные для него образы войны» [15; 90] Л. использовал для того, чтобы «нагляднее выразить свою мысль об агрессии человеческой цивилизации вообще по отношению к природе» [15; 90]. Поэт с восхищением — как военный человек! — но без бахвальства и торжества пишет о мощи северных полков: он знает, что цивилизация обладает и созидательной, и губительной силой (ведь «дряхлый Восток»уже побежден).«Отсюда двойственность „Спора“, — справедливо отмечает В.И. Коровин, — с одной стороны, неостановимое движение, напор разрушительной силы, преодолевающей застой, с другой — романтическая неприемлемость бездушной и эгоистической цивилизации; с одной стороны, признание неотвратимости цивилизующего движения и его победы над мертвенностью и безглагольностью восточного уклада, а с другой — сознание трагического хода истории. Противоречивая позиция, занятая Лермонтовым в „Споре“, отражает не противоречия его личной мысли, а противоречия самой русской жизни,в которой развитие совершалось при нерешенности просветительских задач» [7; 57].

Еще в ст. 1830 г. «Кавказу» Л. написал о своих опасениях:

Кавказ! далекая страна!
Жилище вольности простой!
И ты несчастьями полна
И окровавлена войной!..
Ужель пещеры и скалы
Под дикой пеленою мглы
Услышат также крик страстей,
Звон славы, злата и цепей?.. [I;107]

Шестнадцатилетний романтик Л. страдал потому, что Кавказ может потерять главную для романтиков ценность — вольность, свободу. 26-летний поэт, размышляя о том, чем станет покорение Кавказа, пишет:

…Покорился человеку
Ты недаром, брат!
Он настроит дымных келий
По уступам гор;
В глубине твоих ущелий
Загремит топор;
И железная лопата
В каменную грудь,
Добывая медь и злато,
Врежет страшный путь. [II;193]

Думается, В.В. Сиповский дал правильную, хотя и ироничную оценку и действиям человека в «Споре», «который, с настойчивостью муравья, лезет всюду, строит дымныя кельи по уступам гор, врезается железною лопатой в каменную грудь, в поисках меди и злата» [13; 50], и чувствам Л.: «Противна поэту, как Эльборусу, эта назойливая суетня людей» [13; 50].

Символическая встреча — столкновение природного и цивилизованного миров, о которой повествуется в «Споре» в аллегорической форме, нашла выражение и в просвещении кавказских народов и культурных преобразованиях независимого горного края, и в проникновении на Северный Кавказ промышленности, и в долгой и кровопролитной кавказской войне — в этом и заключается драматизм описываемых Л. событий,«услышанного» им разговора могучих кавказских гор.

Одним из самых выразительных образов «Спора», помимо очеловеченных Эльбруса и Казбека, является образ «седого генерала», в котором современники узнавали Алексея Петровича Ермолова, начинавшего службу под начальством Суворова, бывшего начальником штаба двух соединенных армий в 1812 г., проявившего личный героизм и талант военного организатора в боях под Бородином, Бауценом и Кульмом. В 1815 г. он был назначен главнокомандующим на Кавказ. При Ермолове в Чечне, Дагестане и на Кубани были возведены новые крепости (Грозная, Внезапная, Бурная), значительно улучшена Военно-Грузинская дорога. Резкий и прямой, не умевший угождать начальству, военачальник пользовался огромной популярностью среди своих подчиненных.В том, как он изображен в «Споре» («Их ведет, грозя очами,/ Генерал седой»), а также в «Герое нашего времени»и «Кавказце» чувствуется глубокое уважение Л. к опальному генералу.«Кавказец» и «Спор» были написаны Л. вскоре после личной встречи с Ермоловым. Вероятнее всего, она состоялась в Орле или Москве в конце января — начале февраля 1841 г., когда проездом в Петербург Л. должен был передать Ермолову частное письмо от командующего войсками Кавказской линии и Черномории генерала-адъютанта П.Х. Граббе[10]. В 1827 г. Ермолов получил отставку и покинул Кавказ, удалился от дел (причиной были его оппозиционные настроения, близость со многими декабристами) [10;70–72], но воспоминания о нем были живы, и авторитет Ермолова в русской армии был в те годы непоколебим.

Отрадно то, что исследователи «Спора» конца XX — начала XXI столетия обратились к той проблеме, которая более всего волновала Л., на которую указывали критики еще в 1914 г. «Основная проблема «Спора» вовсе не наступление на «Кавказ» и не поглощение «Кавказа» «Севером», а конфликт с Природой — конфликт, давний, ужасный, невероятно трагический по своим последствиям», — отмечает И.П. Щеблыкин [15; 88]. А иг. Нестор понимает Л. так: «Тема гибели Кавказа в 1841 году звучит в его сознании с новым смысловым оттенком: поэту открывается не только судьба Кавказа, но и мира природы в целом. В стихотворении поэт зрит, как в отдаленном будущем вся природа, а не только Казбек, будет испытывать деспотичный, безжалостный lнатиск обезумевшего человека, окончательно утратившего способность созерцать красоту и реагировать на ее присутствие… Перед лицом этого неотвратимого натиска природе ничего не остается, как только, подобно Казбеку, затихнуть навеки» [6; 54–55].

Мастерство Л.-художника в «Споре» отмечалось Л.В. Пумпянским, исследовавшим стилистику «Спора» и его родство с «Двумя великанами» и «Бородиным» [12], В.Э. Вацуро, отмечавшим, что «панорама «Востока», развернутая в речи Казбека, сливается с непосредственно авторской речью» [5]; исследовательский интерес вызывали и такие черты баллады, как фольклорность, сюжетность, диалогичность, точность и красочность языка [4], [5], [7], нашедшие свое выражение в тексте произведения наблюдательность и зрительная меткость поэта [1], [3],[15]. С.А. Андреевский отмечал особое обаяние в лермонтовских балладах: «…все это такие могучие олицетворения природы, что никакие успехи натурализма, никакие перемены вкусов не могут у них отнять их вечной жизни и красоты. Читатель с самым притупленным воображением всегда невольно забудется и поверит чисто человеческим страстям и думам Казбека и Шат-горы…» [1; 299].

Лит.: 1) Андреевский С.А. Очерк поэтической индивидуальности Лермонтова//М.Ю. Лермонтов. Его жизнь и сочинения. Сборник историко-литературных статей/ Сост. Покровский. Изд.4-е, доп. М.: Типография Г. Лисснера и Д. Собко, 1914. — С. 285–309; 2) Андроников И.Л. Лермонтов и Ермолов // И.Л. Андроников. Лермонтов. Исследования и находки. Изд. 3-е. М.: Худ. лит., 1968. — С. 480–496; 3) Андроников И.Л. Лермонтов в Грузии в 1837 г. — Тбилиси: «Заря Востока», 1958. — С. 206–207; 4) Андреев-Кривич С.А. Всеведенье поэта. — М.: «Сов. Россия», Изд-е 2-е, 1978. — С. 234; 5) Вацуро В.Э Стилизация и сказ //Вацуро В.Э. О Лермонтове: Работы разных лет. — М.: Новое изд-во, 2008. С. 438; 6) Иг. Нестор (В.Ю. Кумыш). Пророческий смыслтворчества М.Ю. Лермонтова. — СПб.: «Дмитрий Буланин», 2006. — С. 54; 7) Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. — М.: Просвещение, 1973. — С.57; 8) Лермонтов М.Ю. Собрание соч.: В 4 томах. Т.I. Ст. 1828–1841. Примечания. — М.;Л.: Изд-во АНСССР, 1958. — С. 706; 9) Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч.: В 10-ти т. Т. 2. Стихотворения (1832–1841). — М.: Воскресенье, 2000. Т.2. — С. 345; 10) Мануйлов В.А. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Комментарий. Изде 2, доп. — Л.: «Просвещение», Ленингр. отд., 1975. С. 70–72; 11) Овсянико-Куликовский Д.Н. М.Ю. Лермонтов. К столетию со дня рождения великого поэта. — М.: Кн-во «Прометей» Н.Н. Михайлова, 1914. — С. 46–47; 12) Пумпянский Л.В. Стиховая речь Лермонтова //М.Ю. Лермонтов: pro et kontra. Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. — С.-П.: Изд-во Русского Христ. гуманит. инст., 2002. — С. 597–606; 13) Сиповский В.В. История русской словесности. Очерки русской литературы XIX столетия 40–60-х годов. Ч.3. Вып. 2. — Петроград: Издание Я. Башмакова и К., 1914. — С. 50–51; 14) Усок И.Е. «Спор» //ЛЭ. — М.: Научн. изд-во «Большая Российская энциклопедия», 1999. — С. 525–526; 15) Щеблыкин И.П. Этюды о Лермонтове. — Пенза, Пенз. гос. пед. инст. им. В.Г. Белинского, 1993. — С.90.

Г.Б. Буянова