«30 ИЮЛЯ. — (ПАРИЖ) 1830 ГОДА» (1830)

Автограф — ИРЛИ, оп. 1, № 8, тетр. VIII, лл. 10 об.– 11. В копии (ИРЛИ, оп. 1, № 21, тетр. XX, лл. 3 об.-4.) ошибка в заглавии «30 июня 1830 года». Впервые опубликовано (с изменениями в тексте и пропуском 7 стиха): «Русская мысль» (1883. № 4. С. 54). По полож. в тетр. датируется авг. 1830 г., возможно, что написано в Середниково, где Л. провел лето 1830 г.

Ст. является откликом на события французской революции (27–29 июля 1830 г.) и отречение от престола Карла X. Входит в эсхатологический цикл ст. Л. По сопряжению мотивов суда истории и Божьего суда созвучно ст. «Предсказание», по обличению неправедной власти ст. «Новгород», по оценке Божьего Суда и ожиданию Судного Дня подготавливает содержание заключительных строк ст. «Смерть поэта». В этом ст. при изображении Судного Дня Л. наследует традицию литературы XVIII в. (ст. «Властителям и судиям» (1780) Г.Р. Державина (переложение Пс. 81), «Ода, выбранная из псалма 71» (1796– 1797) И.А. Крылова). В развитии темы особенно силен мотив Пс. 81 и ст.-я Г.Р. Державина, проникнутого апокалипсическими ожиданиями:

Цари! — Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья, —
Но вы, как я, подобно страстны,
И так же смертны, как и я.
<…>
Воскресни, Боже! Боже правых!
И их молению внемли:
Приди, суди, карай лукавых,
И будь един Царем земли! [2; 92].

P. Пятый стих лермонтовского ст. практически полностью афористично выражает мысль, которую проводит и Г.Р. Державин. Строка из ст. Л. «Есть суд земной и для царей» ярко характеризует стиль Л., отличительной чертой которого является создание кратких словесных формул, отражающих законы бытия.

Представления Л. о Страшном Суде соответствует ортодоксальному христианству. Образная система ст. опирается на атрибуты Судного Дня, являющихся в Апокалипсисе: трубы Архистратига Михаила как образа пробуждения усопших («Когда последняя труба / Разрежет звуком синий свод»), образа весов как символа справедливости («Когда появятся весы, / И их подымет Судия…»). Важно и понимание Л. тайны воскрешения мертвых в единстве их души и тела («Когда откроются гроба, / И прах свой прежний вид возьмет»), явл. одним из важнейших утверждений христианства. [3; 194–197].

Важным мотивом в ст. «эсхатологического цикла» является мотив безвинного страдания, за «праведную кровь» народа в этом ст. ответственен тиран, она является причиной его вечных мук, за «поэта праведную кровь» в ст. «Смерть поэта» ответственны «жадною толпой стоящие у трона». В обоих ст. Л. содержится аллюзия на евангельский стих, связанный с преданием Иисуса Христа страшной казни: «И отвечая весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:15).

Лит.: 1) Аринштейн Л.М. «30 июля. — (Париж) 1830 года» // ЛЭ. — С. 581; 2) Державин Г.Р. Властителям и судиям // Державин Г.Р. Стихотворения. — Л.: Советский писатель, 1957. ( Серия: Библиотека поэта). — 465 с.; 3) Киселева И.А. Религиозно-этический идеал: истоки формирования и художественное воплощение // Творчество М.Ю. Лермонтова как религиозно-философская система. — М.: МГОУ, 2011. — С. 171–20; 4) Киселева И.А. С.В. Гузина. Духовно-нравственный идеал русской поэзии 1820–30 годов // Вестник МГОУ. Серия: Русская филология. — М., 2010. № 3. — С. 132–137; 5) Крылов И.А. Ода, выбранная из псалма 71 / И.А. Крылов. Пол. собр. соч.: В 3-х т. — М.: Государственное издательство художественной литературы. 1945–1946. — Т.3. С.269; 6) Макарий (Оксиюк), митрополит. Эсхатология святого Григория Нисского. — М.: Паломник, 1999. — С.73, 229, 232.

И.А. Киселева