«АШИК-КЕРИБ»

(Турецкая сказка) (1837). Автограф хранится в ИРЛИ, оп. 1, № 53, лл. 1–6 об. Запись сказки «Ашик-Кериб» обнаружена среди бумаг Л. после его смерти, была впервые опубликована в литературном сборнике «Вчера и сегодня» (кн. 2, 1846, с. 159–167), затем неизменно включалась в собрания прозаических произведений писателя.

«Ашик-Кериб» представляет азербайджанский вариант восточного сказания, бытующего в многочисленных национальных версиях. Первым вариантом, с которым была сопоставлена лермонтовская сказка, была Шемахинская запись (1892 г.), давшая идею об азербайджанском источнике (М.Рахили, И.Л. Андроников). М.К. Азадовский, тюрколог М.С. Михайлов, отмечая явное преобладание азербайджанских слов в сказке, говорят о присутствии в ней арабских, армянских, общих тюркских языковых элементов. Отнесенность восточной «терминологии» к тому или иному языку представляется веским, но не окончательным аргументов для идентификации варианта-источника лермонтовской сказки. Не менее важным является ее сюжетная и мотивная соотнесенность с различными вариантами и версиями сказания. Сафура Якубова указывает, что «почти полное соответствие тексту сказки Л. представляет вариант азербайджанского дастана, запись которого была сделана фольклористом Ахлиманом Ахундовым в 1944 г. в селении Ахмедли Лачинского района со слов МешедиДадаша Ахмед Оглы». Сближаются с лермонтовским «Ашик-Керибом» один из армянских вариантов (записан в 1935 г. в Зангезурском районе Армении фольклористкой Р.Р. Орбели со слов восьмидесятилетнего ашуга Адама Суджаяна) и грузинский вариант азербайджанской сказки (записан в 1930 г. в селении Талиси, недалеко от Ахалцихе в Грузии; рассказывал этот вариант семидесятилетний грузин-магометанин, крестьянин Аслан Блиадзе). С.А. Андреев-Кривич отметил близость кабардинского варианта лермонтовскому, хотя последняя была переведена на кабардинский язык в 1864 г. просветителем Кабарды Гари Атажукиным. С.А. Андреев-Кривич, проводит параллели с туркменским дастаном о Шасенем и Гарибе и указывает на «соответствия в сюжетных схемах «Лейли и Меджнуна» Низами Гянджеви и «Ашик-Кериба».

Подзаголовок — «турецкая сказка» — привлекает внимание к проблеме жанра и к этнокультурному характеру источника. С.А. Андреев-Кривич отмечает, что в лермонтовском автографе из 26 случаев называния имени героя сказки в 15-ти он назван «Ашик-Керим», а в 11-ти — «Ашик-Кериб», указывая на повести в армянском и азербайджанском фольклоре («Ашик-Кярам» и «Асли и Керем»), в которых герои гибнут, но любовь побеждает. Такое сближение имеет определенные основания, если вспомнить, что Магуль-Мегери на свадьбе «держала в одной руке чашу с ядом, а в другой острый кинжал: она поклялась умереть прежде, чем опустит голову на ложе Куршуд-бека». Существуют разные гипотезы определения сказки как «турецкой» (М.К. Азадовский, И.Л. Андроников, И.К. Ениколопов, А.В. Мануйлов, С.Якубова). Сведений об осведомленности Л. о происхождении бытовавшего на Кавказе сказания, не имеется.

Точных сведений о времени и месте записи сказания Л. от кого и на каком языке писатель узнал его, какой была форма предъявления сказания, и как осуществлялась сама запись и вероятный перевод на русский язык — не имеется. Утверждается связь между фактом записи сказания и встречами Л. с поэтом М.Ф. Ахундовым, у которого он, по предположению И.Л. Адроникова, брал уроки азербайджанского языка.

В научной и издательской практике сложилось отношение к лермонтовскому тексту сказки «Ашик-Кериб» как тексту оригинальному, т.е. творчески обработанному и репрезентирующему идеи Л. во всем объеме его творчества. Ведущей стратегией в изучении влияния на Л. сказания об Ашик-Керибе является прояснение вопроса, что могло вызвать к нему интерес писателя, т.е. какие сюжетные и мотивные элементы, сообразные духу сказания, можно обнаружить в его творчестве до 1837 г. (предполагаемого времени записи) и их отражение в совпадающих и последующих по времени произведениях.

В основе сказания об Ашик-Керибе лежит типовой в мировом фольклоре и его авторских вариациях сюжет «возвращения мужа на свадебный пир жены», содержащий трехкомпонентную ситуацию «любовь — разлука — встреча» в ее классическом представлении «любовь — разлука — верность (как правило, искушаемая) — счастливая встреча». В ранней прозе Л. («Вадим», «Княгиня Лиговская» просматривается зависимость от противоположного сюжетного решения: «любовь — разлука — измена — встреча». По замечанию Б.М. Эйхенбаума, «с 1837 г. фольклор прочно входит в поэтическую работу Л. — не в качестве особой языковой стилизации, а в качестве тематических и сюжетных способов выражения мысли. К 1837 г. относится запись сказки об Ашик-Керибе, явно ассоциирующаяся с сюжетом «Леноры» и любовной изменой».

1837 г., разделивший раннюю прозу Л. («Вадим» и «Княгиня Лиговская») и «Герой нашего времени» (к этому году относится начало работы над романом), следует считать поворотным временем в художественном сознании Л.-прозаика. Этим годом и датируется запись Л. сказки «Ашик-Кериб», в которой создан образ идеальной любви. В творчестве Л. начинает определяться четкий принцип: в основе любого повествования о любви лежит ясное представление об идеале, что позволяет художнику упорядочить частные, поверхностные, случайные, любовные ситуации. Любовь, освобожденная от психологических, личностных, драматических наслоений, модифицирующих ее суть, становится, начиная с 1837 г., своего рода ориентиром для Л. Каждая из любовных коллизий в «Герое нашего времени» содержит типологическую версию «неидеальности» земной любви; эти версии образуют системный характер. «Ашик-Кериб» безупречно выполняет роль «высокого ориентира» для Л.-прозаика.

Образ Ашик-Кериба, система значений, ассоциированных с его именем, могут быть соотнесены с «я» автора и его героев-протагонистов (Печорин и путешествующий литератор) в «Герое нашего времени». В имени Ашик выделяются два важных значения: «певец» и «влюбленный», в имени Кериб — «странник», «чужеземец». Отмеченные значения являются основными и глубинными типологическими характеристиками героев-«организаторов» повествовательной структуры романа. Эти характеристики определяют развитие смысла в романе и его модальность.

Примером того, что Л. учитывал сюжетные мотивы и дух «Ашик-Кериба» при создании «Героя нашего времени», может служить следующее сопоставление. На свадьбе Магуль-Мегери Ашик-Кериб поет: «Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзруме; перед захождением солнца творил намаз в городе Карсе, а вечерний намаз в Тифлизе».

В начале главы «Максим Максимыч» путешествующий литератор так описывает свое путешествие во Владикавказ (заметим, что он едет «на перекладных из Тифлиса»): «Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелье, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владыкавказ».

Внимание к сказке «Ашик-Кериб» непосредственно перед началом работы над «Героем нашего времени» становится дополнительным свидетельством не только общего интереса Л. к фольклору и обращения к нему на протяжении всего творчества. Любовная ситуация и ее разрешение в «Ашик-Керибе» содержит типологические признаки, позволяющие соотносить это народное сказание с архетипическими, мифологическими, фольклорными источниками глубинных сюжетных схем и идей повестей, составляющих «Герой нашего времени», особенно в художественной разработке темы любви, которая является основной для развития сюжета произведения.

Лит.: 1) Адроников И.Л. Лермонтов в Грузии в 1937 году. — М., Советский писатель, 1955. — 288 с.; 2) Андроников И.Л. Ученый татарин Али // Лермонтов. Исследования и находки. — М.: Худ. лит., 1964. — С. 362; 3) Азадовский М.К. Комментарий к «Ашик-Керибу» // Лермонтов и литература народов Советского Союза. — Ереван: Изд. Ереванского университета. 1974. — С. 448–454; 4) Андреев-Кривич С.А. Кабардино-черкесский фольклор в творчестве Лермонтова. — Нальчик: Кабгосиздат, 1946. — 135с.; 5) Андреев-Кривич С.А. Лермонтов. Вопросы творчества и биографии. — М., Изд. АН СССР. 1954. — 152с.; 6) Ениколопов И.К. М.Ю. Лермонтов. «Ашик-Кериб». Турецкая сказка. — Тбилиси, 1941; 7) Мануйлов В.А. М.Ю. Лермонтов и его запись сказки об Ашик-Керибе //Ашик-Кериб. Сборник к постановке балета в Ленинградском гос.акад. Малом оперном театре. — М.: Акад. Малый театр 1941. — 96с.; 8) Михайлов М.С. К вопросу о занятиях М.Ю. Лермонтова «татарским языком» // Тюркологический сборник. 1. Изд. АН СССР. — М.-Л.: АН СССР, 1951. — 350с.; 9) Москвин Г.В. Сказка «Ашик-Кериб» и ее роль в любовном конфликте романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // М.Ю. Лермонтов: Русская и национальные литературы. — Ереван: Изд-во Ерев. ун-та, 2011; 10) Попов А.В. Лермонтова Кавказе. — Ставрополь: Кн. изд-во, 1954. — 170с.; 11) Рахили М. Лермонтов и азербайджанская литература. — «Бакинский рабочий», 1939. — №237; 12) Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. — М.-Л.: АН СССР, 1961. — С. 86; 13) Якубова С. Азербайджанское народное сказание «Ашыг-Гариб». — Баку: Изд. АН Азербайджанской ССР, 1968. — С. 174–175.

Г.В. Москвин

Л. называет «Ашик-Кериб» «турецкой сказкой». Следует отметить, что до сих пор не выяснено, что имел в виду поэт под названным подзаголовком. По предположению И.Ениколопова, «определение “турецкая сказка” можно объяснить армянским языком, который под словом “турк” подразумевает азербайджанца, тогда как османских турок называли “тачик”» [7]. Поскольку имя героя дано в тюркском варианте, исследователи выдвинули гипотезу, что сказку мог рассказать живший в Тифлисе тюркский поэт и философ Мирза Фатали Ахундов, с которым поэт мог иметь встречу [9; 42].

Ссылаясь на генезис лермонтовской сказки, В.А. Мануйлов, И.К. Ениколопов, Н.К. Дмитриев, Е.Э. Бертельс, С.К. Даронян и др. справедливо отмечают в тексте произведения «определенные арменизмы» [7; 16], которые в большей степени указывают на христианский контент и «мотивы армянской версии». Ученые утверждают, что Лермонтов «в данном случае <…> следует армянскому варианту» [10; 27–28]. Об армянских и грузинских версиях сказки писали И. Андроников [2; 361–362], Р.Р. Орбели [2], В.Э. Вацуро [3], Г.В. Москвин [12], А.В. Очман [13] и др. В айренах армянских поэтов библейские образы и сказочные мотивы сочетаются с реальным чувством и реальной историей любви. Сюжет о бедном ашуге известен из древней армянской житийной литературы и датируется концом IV — началом V в.

В защиту нашей гипотезы есть неоспоримый факт. Одним из наиболее почитаемых святых в Армении является мученик Сурб Саркис (Святой Саркис), полководец войска императора Константина Великого, живший в IV в., покровитель влюбленных. Его в народе часто называют «осуществляющим заветную мечту», ему посвящен древний армянский христианский праздник влюбленных Терендез, или Трндез, во время праздника поздравляют только что венчанные супружеские пары или готовящихся вступить в брак юношей и девушек.

Когда к власти в Римской империи пришел Юлиан Отступник, христианин Саркис с сыном Мартиросом и 14-ю преданными ему воинами удалились в Армению, где были приняты царем Тираном II. Под воздействием его проповедей о Христе многие в Армении приняли христианство. Как опытный воин он был послан Тираном в Персию. Ее правитель Шах Шапух стал склонять его к огнепоклонству. За отказ Саркис был усечен мечом в 367 г. Почитание святого мученика началось вскоре после его кончины; тогда же было написано его житие, в котором излагается история покровительства святого влюбленным.

Бедный Ашуг Гариб любил Шах-Санаме — дочь одного богача. Девушка тоже любила его, но Ашуг был беден, и отец девушки был против их брака, т.к. прочил ее в жены богатому человеку. Тогда Ашуг Гариб решил отправиться в чужие края и там честным трудом заработать себе состояние. Но перед этим он заручился клятвой своей возлюбленной, что та семь лет будет ждать его. Он поставил ей условие, что если он опоздает с возвращением хотя бы на один день, то она вольна выйти замуж за другого по желанию отца. Трудные семь лет провел Ашуг Гариб на чужбине. Будучи лишенным возможности видеть Шах-Санаме, не имея никакой весточки о ней, он все жене отчаивался, но с надеждой ждал того дня, когда они снова встретятся. Трудясь день и ночь, Ашуг сумел накопить состояние и пустился в путь домой. В пути он столкнулся со многими трудностями и испытаниями. Казалось, что вот-вот надежда покинет его, что он не поспеет к любимой. Встревоженный этим, он в пламенной молитве с просьбой о помощи обращается к Сурб Саркису. Святой, вняв молитве влюбленного, сразу явился ему в вихре пурги на белоснежном коне, посадил его рядом с собой и в одно мгновение домчал к Шах-Санаме. Тогда отец девушки, видя его твердость, благословил их союз.

В Примечаниях к «Ашик-Керибу» сказано: «Ашик (правильнее ашык: армянская форма — ашуг) — в первоначальной форме по-арабски означает “влюбленный”»; заметим, что значение слова ашуг в армянском языке расширяется — это также «трубадур, лирический певец, позже — вообще “народный певец”; Кериб (по-турецки было бы гариб) — чужеземец, скиталец, бедняк».

В пользу армянской христианской, как и армянской дохристианской версии говорит важная фактографическая деталь: в мире ислама нет почитания святых и запрещается изображение ликов святых. И если лермонтовский сюжет перекликается с армянским преданием, в котором «волшебные» силы (всадник на белом коне) даны без особого ореола «святости», то это по причине того, что известно, как на армянской земле веками хозяйничали мусульманские племена, как в армянских домах запрещалось говорить и петь песни на родном языке; этим обстоятельством объясняется и отсутствие в христианской религии армян иконописи, сохранившейся, правда, в армянской миниатюре. Этим также объясняется тот факт, что сюжет, заимствованный из ранней истории Армянской Церкви, построен на неармянском ономастиконе (и в случае с лирикой Саят-Новы особенно, о чем ниже) и был лишен в нехристианском, иноконфессиональном варианте его «житийного» окружения и преображен в элемент средневекового фольклора как формы «смешанного» внутриэтнического сюжета, что может заинтересовать специалистов этнографической науки. Авторы интерпретации не стали менять имена персонажей, и Шах-Санаме из армянского сказания приобрела свою общетюркскую «тезку» ахсенем, и Ашуг Гариб при переложении на иную языкоую «почву» трансформируется, «отражая версию армянского первоисточника лермонтовской сказки» и «первоисточник подвергается фонетическим изменениям в соответствии с законами другого языка, приспосабливаясь к новой речевой среде — так первоначальное звуковое оформление стало звучать как Ашик-Кериб» [1; 64–67].

В Тифлисе осенью (ноябрь — декабрь) 1837 г. Л. в писал в Петрозаводск своему другу С.А. Раевскому: «Хороших ребят здесь много, особенно в Тифлисе есть люди очень порядочные» [8; IV; см. 98]. Среди «хороших ребят» Лермонтов мог встретить немало армян, а может быть, и выходца из старинного и знатного рода Абовенц Хачатура Абовяна — известного просветителя, автора исторического романа «Раны Армении» (на разговорном армянском языке — ашхарабаре), положившего начало новой армянской литературе и литературному языку. В том же 1837 г. Х.Абовян, по сведениям биографов, был в Тифлисе (будучи этнографом и педагогом, с 1832 по 1843 гг. он, получив должность смотрителя местного уездного училища в Тифлисе, открывает частную школу для подготовки учителей народных школ). Его яркая личность, разностороннее образование и ин- ерес к языкам и культуре разных национальностей, которые гда бытовали в Тифлисе, не могли не привлечь к нему Л. значительных вариантов сказки является «запись, сделанная еще при жизни Лермонтова <…> Она принадлежит перу Хачатура Абовяна» [5; 84–85]. По этому поводу С.Даронян приводит убедительные исторические факты и обстоятельства, обоснованно связывая лермонтовскую сказку с армянским первоисточником [6].

Существующие наблюдения текстологов говорят о типологических соответствиях интересующего нас сюжета и его особенностях, отмеченных у Л. и Абовяна. Хотя и нет прямых совпадений, но основные смысловые акценты — лермонтовской сказки и романтических песен-сказаний Абовяна (о Харибе и Кяраме) — едины и приобретают самостоятельное звучание. По справедливому замечанию С. Дароняна, «в записи Лермонтова и в пересказе Абовяна купец безымянный: «один купец», т.е. купец вообще. Оба они тифлисские купцы и находят Кериба (Хариба) в Халафе (Алепе)» [5; 89]. По мнению ученого, «близко к лермонтовской записи и начало рассказа Абовяна: Хариб живет в окрестностях Тифлиса, у Лермонтова — в самом Тифлисе», тогда как в шемахинском варианте действие начинается в Тавризе. «И хотя в записи Абовяна отсутствует ряд эпизодов, — продолжает Даронян, — все же основная сюжетная канва сходна с лермонтовской» [5; 89].

На армянский генезис народного сказания о странствующем певце указывает также и то, что армянское изложение предания — «ходившее» в Грузии еще в годы жизни и творчества Саят-Новы (1712–1795) предание. Народный поэт-певец Саят-Нова, творивший на трех языках Закавказья — армянском, грузинском и общетюркском — по достоинству был оценен грузинским царем Ираклием II, пригласившим к себе Саят-Нову придворным поэтом и сазандаром, и даже раньше. Армянский вариант предания был опубликован еще в середине XIX века в Тифлисе первым издателем песен Саят-Новы и основоположником саятноваведения Геворгом, или Георгом (Юрием) Ахвердовым (Ахвердян) («Мученичество ашуга Арутюна Саят-Нова») — жителем Тифлиса из старинного знатного армянского рода, родственника генерала Ф.И. Ахвердова, за которым была замужем троюродная сестра матери поэта, Прасковья Николаевна (урожд. Арсеньева).

Армянский генезис лермонтовской сказки лежит также в армянской мифологии. По поверьям, всадник на белом коне Саркис со своей возлюбленной посещает дома, люди для этого случая выставляют на крышах или за дверями своих домов пшеничную муку и кашу; счастье придет к тому, кто обнаружит след от копыта коня Саркиса, оставленный на муке и каше, тем же, кто не связан узами брака, он во сне показывает суженых. В известном средневековом армянском народном эпосе «Давид Сасунский» (VII—X вв.) о борьбе против арабских захватчиков Саркис является помощником и покровителем защитников родины сасунских богатырей [11; 483–484]. В «Ашик-Керибе» есть совпадения с отрывками из армянского эпоса. События лермонтовской сказки происходят на исторической армянской земле — Арзрум, Карс и густонаселенный армянами Тифлис, стремительное чудесное передвижение Ашика-Кериба между городами перекликается с событиями из армянского народного эпоса «Давид Сасунский», когда для Мгера Старшего едут сватать невесту [4; 135–136].

Сурб Саркис (Святой Саркис) является Ашугу Гарибу на белом коне. Таким же всадником предстает перед Ашиком-Керибом и его помощник, появление которого было внезапным (Ср.: «Бог мне дал крылья, и я прилетел сюда в день»); выполнив свою миссию, он исчезает: «Ашик взял кусок земли из-под копыта белого коня, но только он поднял голову, всадник и конь исчезли; тогда он убедился в душе, что его покровитель был не кто иной, как Хадерилиаз (cв. Георгий)» [8; IV, 269–270].

Нередко Л. поражал своих современников глубоким интуитивным сверхзнанием как дольнего, так и Горнего миров. «Вечный Судия» дал ему «всеведенье пророка»; с этим ощущением он шел по жизни: «Живу — как неба властелин — / В прекрасном мире — но один». Всеведенье Л. помогло ему точно определить ту силу, которая соединила любящие сердца, это сила святости. Св. Георгий Победоносец, также, как и Саркис (но на 63 г. ранее), пострадал от царя-язычника за веру и принял мученическую смерть через усечение мечом. Л. вряд ли был знаком с житием Сурб Саркиса, но замена одного святого другим поразительна в плане действительного их сходства. Оба они родились в Каппадокии, примыкавшей к западным рубежам Великой Армении. Эта малоазийская область славна еще и тем, что там до 281 г. проходило возмужание и укрепление в христианской вере Григория, будущего Просветителя Армении. Как и св. Саркис, св. Георгий был видным военачальником Римской империи, так же открыто исповедовал свою веру перед лицом языческого мира. Его посмертные чудеса также содержат множество примеров помощи во всяких житейских нуждах, в частности, он наделен от Господа даром мгновенного перемещения людей по их молитвам на большие расстояния.

Лит.: 1) Амирханян А.М., Белоусова Е.В. «Ашик-Кериб» М.Ю. Лермонтова: контент оригинального текста и соответствие композиций // Творчество М.Ю. Лермонтова: диалог культур. — Ереван: Изд. дом Лусабац, 2014. — С. 59–79. 2) Андроников И.Л. Лермонтов: Исследования и находки. М., 1977. — 647 с. 3 Вацуро В.Э. О Лермонтове: Работы разных лет. — М., 2008. — 448 с. 4) «Давид Сасунский». Армянский народный эпос / Предисл. И.Орбели. Армянский народный героическиэпос. Пер. с арм. М.: ГИХЛ, 1957. 5) Даронян С.К. «Ашик-Кериб» Лермонтова и армянские записи сказания // «Вестник общественных наук» АН АрмССР. Ереван, 1974. — № 4. — С. 79–92. 6) Даронян С.К. Лермонтов и армянская действительность (20–60-е гг. XIX в.) // Лермонтов и литература народов Советского Союза. — Ереван: ЕГУ, 1974. — С. 259–300. 7) Ениколопов И.К. К сказке «Ашик-Кериб» Лермонтова // Лермонтов М.Ю. Ашик-Кериб. Турецкая сказка. — Тбилиси: Груз. художник, 1941. — С. 11–17. 8) Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. / АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом). Изд. второе, испр. и доп. — Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1979–1981. — Т. 4. Проза. Письма. 1981. 9) ЛЭ. — 784 с.; 10) Мануйлов В.А. М.Ю. Лермонтов и его запись сказки об Ашик-Керибе // Ашик-Кериб. Сб. к постановке балета в Ленинградском государственном академическом Малом оперном театре. — Л., 1941. — C. 5–41; 11) Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. — М.: Сов. энциклопедия, 1991. — 736 с.; 12) Москвин Г.В. Сказка «Ашик-Кериб» и ее роль в любовном конфликте романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // М.Ю. Лермонтов: русская и национальные литературы. — Ереван: Изд. дом Лусабац, 2011. — С. 152–166; 13) Очман А.В. Лермонтов и Армения: точки соприкосновения // М.Ю. Лермонтов: русская и национальные литературы. — Ереван: Издательский дом Лусабац, 2011. — С. 177–189.

А.М. Амирханян, Е.В. Белоусова