«ПАНОРАМА МОСКВЫ» (1834).

Автограф неизв. Авторизованная копия с подписью «Юнкер л.-гв. Гусарского полка Лермонтов» — РНБ, Собр. рукописей Л., № 7. Впервые опубликовано: Соч. под ред. П.А. Висковатова. СПб., 1891. Т. 5. С. 435–438. Датируется по времени преподавания В.Т. Плаксина в Школе гвардейских подпрапорщиков.

Прозаическое сочинение Л., написанное по заданию преподавателя российской словесности В.Т. Плаксина в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

В этом сочинении заметно следование плану и приемам, рекомендованным Плаксиным для составления прозаических описаний в «Кратком курсе словесности, приспособленном к прозаическим сочинениям» — учебнике, на основе которого преподаватель читал лекции в Школе подпрапорщиков. Согласно урокам наставника Л., «Панорама Москвы» относилась к т.н. «описательным сочинениям», планы и приемы написания которых были наиболее детально разработаны в его учебном курсе (сохранилась ученическая тетрадь Л. с конспектом лекций Плаксина, посвященных описательным сочинениям [2; 139–152]. «Панорама Москвы» была представлена на проверку; на рукописи рукой Плаксина сделана помета о «неприличности» низкой картины, представленной Л. после описания собора Василия Блаженного («И что же? — рядом с этим великолепным, угрюмым зданием, прямо против его дверей, кипит грязная толпа, блещут ряды лавок, кричат разносчики, суетятся булошники у пьедестала монумента, воздвигнутого Минину; гремят модные кареты, лепечут модные барыни… все так шумно, живо, неспокойно!..» [VI; 371]).

Стилистика и образный строй описания города в «Панораме Москвы» напоминают московские городские пейзажи в произведениях Н.М. Карамзина (повестях «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», а также в заметках из журнала «Вестник Европы»: «Записки старого московского жителя», «Путешествие вокруг Москвы», «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице и в сем монастыре», «Записка о московских достопамятностях»). Более всего напоминают карамзинский стиль строение периодов в тексте юного Л.: «Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве <…>» [VI; 369] (ср.: «Может быть, никто из живущих в Москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели — куда глаза глядят — по лугам и рощам, по холмам и равнинам» [1]). Развивается в «Панораме Москвы» и характерный для прозы Карамзина прием изображения «панорамы» города как лучший способ проникнуть в его «душу» (подобным образом строятся не только описания Москвы, но и европейских городов, прежде всего Парижа и Лондона, в «Письмах русского путешественника»). Лермонтовская панорама города — синтез всех впечатлений, как зрительных, так и слуховых (ср. многообразно варьирующийся в начале очерка мотив колокольного звона, который возникает благодаря упоминанию в начале о «вершине Ивана Великого»). Язык города у Л. подобен голосу океана, это язык «сильный, звучный, святой, молитвенный!». Со звуковыми впечатлениями связано также уподобление колокольного звона «чудной, фантастической увертюре Бетговена, в которой густой рев контр-баса, треск литавр с пением скрыпки и флейты образуют одно великое целое» и мн. др.

Интерес Л. к истории и сегодняшнему дню Москвы был созвучен актуальным во второй половине 1820-х — нач. 1830-х гг. спорам о сравнительном значении Москвы и Петербурга в интеллектуальной и культурной жизни страны. Споры эти знаменовали начало оформления идейных позиций будущих славянофилов и западников. Лермонтовская точка зрения близка славянофильской — поэт видит в истории Москвы много ярких и славных страниц, богатых «мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта». Жизнь Москвы для него связана не только с прошлым, это «не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! у нее есть своя душа, своя жизнь!».

Мотивы лермонтовской «Панорамы Москвы» близки патриотической лирике 1800–1820-х гг., посвященной древней столице России, — ст. И.И. Дмитриева, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, Ф.Н. Глинки и мн. др. Автореминисценции из этого юношеского сочинения присутствуют в описании Москвы в поэме Л. «Сашка» (1835–1836) (ср.: «Ты жив!.. Ты жив, и каждый камень твой — / Заветное преданье поколений» [III; 44]). «Готические» мотивы в описании древностей Кремля, волнующих юношеское воображение («узкое мшистое окно», «истертая, скользкая витая лестница», генетически связанные с эстетикой возвышенного), способствуют формированию образа повествователя, родственного лирическому «я» лермонтовской поэзии, с его желанием «смотреть на мир — с высоты».

Лит.: 1) Карамзин Н.М. Избранные соч.: В 2-х т. — М.;Л.: Худ. лит., 1964; 2) Назарова Л.Н. Лермонтов в Школе юнкеров // М.Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. — Л.: Наука, 1979. — С. 139–152; 3) Найдич Э.Э. Комментарий> // Лермонтов М.Ю. Соч.: В 6 т. — М.;Л.: АН СССР, 1957. — Т. 6. — С. 671–673.

Т.А. Алпатова